Град Петра
Шрифт:
«...Понеже король французский умер, а наследник зело молод, то, чаю, многие мастеровые будут искать фортуны в иных государствах, для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропустить».
Наследнику всего шесть лет. Регент — герцог Орлеанский — удручён происками вельмож, оспаривающих власть, и бедностью казны, истощённой войной. Мир, заключённый с Англией, конфузный: владения в Америке отданы, крепости на западном побережье необходимо срыть. Пора расцвета Версаля прервалась, ныне Петербург перенимает муз.
Подписал контракт парижский умелец по имени Бартоломео Растрелли [96] . Со дня на
Посол нахваливал. Умеет-де он, Растрелли, прожектировать здания, отделывать интерьеры — сиречь внутренность палат, а также формовать восковые и гипсовые портреты совершенно подобные живым персонам. Родом умелец из состоятельных горожан Флоренции, служил при Ватикане, удостоен звания графа папской державы, а также ордена святого Иоанна Латеранского. После того провёл тринадцать лет в Париже, а ныне имеет сорок один год — стало быть, мастер зрелый. Едут с ним два его сына, подмастерье в зодчестве Жан Лежандр, резчик Леблан, литейщик Антуан Левалье, живописец Луи Каравак. Делать будут в Петербурге всё, что умеют, а сверх того условие непременное — «обучать людей русского народа».
96
Растрелли Карло Бартоломео (ок. 1670-1675—1744) — скульптор, по происхождению итальянец, с 1716 г. работал в Петербурге; главные произведения — бюст Петра I (1723—1729), группа «Анна Иоанновна с арапчонком» (1733—1741), конный памятник Петру I (установлен в Петербурге в 1800 г.).
Лютые морозы пали на Германию, из-за них в Берлине задержались. Царь уже собрался в дорогу и всего лишь час мог уделить графу для беседы.
— Простите великодушно, ваше величество, — молил итальянец, посвистывая простуженным горбатым носом. — Я видел мёртвых в снегу — да, убитых холодом! Они были в тёплой одежде... Зрелище, леденящее кровь. Что же тогда в России?
Царь успокаивал: Петербург не даст замёрзнуть.
Итальянец смиренно склонил двурогий чёрный парик, затем резко вскинул:
— О, вы поразили Европу! Основали в Азии цитадель цивилизации.
Пётр нахмурился:
— Мы в Европе, господин граф, Азия за Уралом, за хребтом Уральских гор. Слыхали?
Граф бурно извинился. Заглаживая ошибку, заверил — он счастлив быть в числе сотрудников великого монарха, возделывать девственную почву. В Париже он страдал от зависти, от непонимания. Царь, возлюбивший искусства, вдохновляет его.
Пётр заговорил о Стрельне. Возьмётся ли граф завершить начатое? Работы уже идут, высажено двадцать тысяч деревьев. Рассказывая, царь показал свой набросок «Стрелиной мызы» — у Финского залива, рядом с Петербургом. На месте разрушенной шведской усадьбы должна возникнуть загородная резиденция знатнейшая, по образцу французских. Дворец, аллеи парка, спускающиеся к морю, фонтаны.
Мастер восхищен. Дрожащим тенорком выпевает:
— Магнифико! Белиссимо! Замысел изумительный!
Переводчик не поспевает за стремительной речью, которую граф сопровождает жестами, искрясь перстнями, ликом Иоанна Латеранского на медальоне.
Вскочил, отбежал в угол.
— Не угодно ли вашему величеству повернуться к свету? О, Иезус! Такая модель — счастье для скульптора. Ваял ли кто-нибудь его величество? Нет? Тогда... Дозволит ли он покорному слуге быть первым?
В порыве припал на одно колено и поспешно встал, уловив неодобрение сего политеса.
— Вы цезарь, — выдохнул Растрелли, любуясь. — Цезарь новой империи.
— Не
Произнёс, однако, милостиво. Уже звучало не раз, без указа, самовольно, в петиции или в проповеди — император. Теперь — из уст иностранца... Император пока один — австриец, кесарь римский. Но завтра... Добить Карла, и тогда чем не ровня Россия империи Габсбургов?
Налил водки итальянцу, да через край — выплеснулась. Тот обрадовался:
— Добрая примета.
Пётр наполнил ещё по чарке; лучшее-де средство против стужи. Язык мастера развязался, царь слушал. Впечатлением поделился с Екатериной:
— До дела горяч, видать. Главное ему — быть первым. Ради этого в лепёшку расшибётся.
Меншикову повелел принять Растрелли ласково, доверить ему Стрельну — дворец и парк. Занять и спутников его, чтобы время зря не терялось.
В Гданьске Пётр гостил два месяца. Приступы неизжитой болезни, немочи беременной царицы унимали великое поспешание. Впрочем, время зря не текло. Катернику за герцога выдали с помпой, зятя — союзника, объевшегося икрой, оглушённого залпами с русских судов, снабдили подарками и советами. Потрудились пушкари и в честь короля Августа, прибывшего для консилии. Цыплячья душа у этого потентата, цыплячья в богатырском теле. Обещал действовать в аккорде, но ведь изменил однажды...
Нет, не солдат он...
В дни свиданий с Августом на письменном столе Петра — рукопись «Устава воинского». Царской рукой в него вставлено:
«Имя солдата просто содержит в себе всех людей, которые в войске суть, от вышнего генерала и даже до последнего мушкетёра, конного и пешего».
А король лебезит и оттого пуще противен он, мысленно расстрелянный за предательство. Раздражение прорывается, царь повёл себя в Гданьске хозяином. Застав в порту купцов, торгующих с Швецией, велел оштрафовать их. Слушая проповедь в лютеранской церкви, ощутил сквозняк и, сорвав парик с головы бургомистра, стоявшего возле, надел на себя.
Перечисляя занятия царя, «Журнал» сообщает вскользь — «гулял по городу». Гулял с мыслью о столице на Неве — ведь портовый польский город на развилке реки Мотлавы, изрезанный каналами, ей родствен.
Центральная часть похожа на Васильевский остров. Улицы в клетку, каждая ведёт к воде, к пристани — как вычертил Трезини, исполняя замысел царя. Там застройка в прожекте, здесь же в камне, проверена веками.
Улица Длуга, расширяясь, образует главную площадь Гданьска. На ней Нептун в струях фонтана, точёная, острая башня ратуши. Дома купеческих гильдий затейливы, пожалуй, чересчур, окна большие, итальянские — неужто не холодно внутри? Замыкают площадь парадные ворота — на самой набережной. И Петру видится стрелка Васильевского, где першпектива, рассекающая на плане весь остров, найдёт своё завершение.
Запомнится встреча с Гданьском...
В мае ветер сдувал лепестки яблонь, устилая путь к Гамбургу. Туда подоспел король Фридрих, алеат прусский. Совместную офензиву одобрил. Остаётся согласовать действия с датчанами, с голландцами. Скоро, скоро рухнет нелепое упорство Карла!
Враг одинок, друзьями покинут. Англия отбросила колебания, недомолвки, согласилась посредничать. Мало того — высылает своих левиафанов. Надоели, видать, помехи торговле на Балтике, чинимые шведами.