Граф Лазарев. Том II
Шрифт:
— Хуже. Молодежь развлекается.
Я выглянул в окно. По улице, разодетые в какие-то цветные тряпки и с перьями в волосах, прыгали и плясали молодые оборотни, у ног которых крутились их товарищи в волчьем обличье. Самый предприимчивый вервольф бил в бубен и орал что-то про богиню плодородия, остальные подпевали и подвывали ему по мере сил. Невольных слушателей этой какофонии, которых угораздило попасться молодежи на пути, словно ветром сносило с дороги.
— У пациентов сумасшедшего дома день прогулки? — полюбопытствовал я, наблюдая,
— Всего лишь милые юноши и девушки празднуют наступление лета.
— Да, но орать-то зачем?
— Этот вопль у нас песней зовется. Считается, что на Праздник Плодородия каждый волен выплеснуть свою первобытную энергию так, как считает нужным. Без кровопролития и вопиющих непотребств, разумеется. Так что молодежь отрывается по полной. И это они еще до сих пор ни с кем не подрались, что удивительно.
— Вы же сказали: «без кровопролития».
— Пара выбитых зубов не считается.
Я понаблюдал за тем, как веселая компания удаляется, но на смену ей из-за угла тут же вынырнула вторая. Музыкальный слух у них был чуть получше, но это не спасало ситуацию. А, когда группировки увидели друг друга, издали приветственный клич и завопили хором, я заткнул уши.
— И что, весь день так будет?
— К вечеру они должны постепенно перетечь на Священную Поляну. Собственно, там и будет праздник. Днем все развлекаются, как хотят, но ночь богини священна. Ночью все мы собираемся вместе, чтобы воздать дань матери природе.
Я еще раз посмотрел за окно и понял, что до вечера из дома не вылезу даже под страхом смерти. А то еще барабанные перепонки лопнут или волк какой-нибудь пометит.
— У вас не праздник жизни, а какие-то Содом и Гоморра. А с виду казались приличными волками.
— А я говорил, отвратительное торжество, — включился в диалог Каладрий. — Вот праздник смерти проходил бы намного более культурно.
— Слушайте, Анна, давно хотел спросить, — я замялся, не зная, как подступиться к интересующей меня теме. — Вы ведь можете обратиться в волка в любой момент?
— В любой. Хотя некоторые и верят в чушь, что мы способны сделать это только в полнолуние. Луна нас усиливает, не более того.
— Но как тогда быть с одеждой? То есть, когда вы превращаетесь из волка обратно в человека, — попытался я развить мысль, — одежды под рукой обычно нет?
— Ну да, — Анна пожала плечами. — А что такого?
— То есть вы голые, — уточнил я. — Но это же неприлично. А если вдруг кто-нибудь окажется рядом?
— Для нашего народа нагота абсолютно нормальна. Как может быть неприличным то, что дала нам сама природа? Немного неудобно, это верно, особенно на холоде.
— А если вы вдруг обращаетесь, находясь среди людей? У нас ведь подобное не принято. Что вы делаете в таких случаях?
— А зачем нам что-то делать? — удивилась Блэйд. — Если у вас так
Глава Тайной Канцелярии в очередной раз блеснула безукоризненной логикой.
Я снова выглянул в окно.
— Ого!
Из ворот дома напротив высыпали умилительные волчата. Маленькие, пушистые, смешно тявкающие, они тут же собрались в кучу мала и принялись кататься по земле. Через полминуты из ворот выскочила мама-оборотень, похвала мелюзгу за шкирки и затащила в дом.
— Какие плюшевые, — восхитился я. — Никогда не видел ваших щенков. Я бы с ними поиграл.
— Это можно, — согласилась Анна. — Им как раз пора начинать охотиться, пусть с детства выучат вкус человеческих пальцев.
До вечера мы сидели дома, наблюдая за беснующейся на улице молодежью. Я насчитал восемь обоссанных ботинок, пятерых волков, гоняющихся за своим хвостом, пару драк и бесчисленное множество самодельных музыкальных инструментов, похоже, вырезанных самим музыкантом из ближайшего дерева. Все они так или иначе предназначались для того, чтобы в них бить.
— Вы бы хоть пару скрипок у Империи попросили, раз закупаете все подряд, разбавили симфонию, — посетовал я.
— Пытались. Увы, вервольфы абсолютно не обладают музыкальным слухом. Так что пусть лучше они не обладают им на подручных средствах, чем покупать инструменты за бешеные деньги.
С закатом солнца броуновское движение на улице начало принимать вполне определённое направление. С песнями и плясками вервольфы шли к выходу из города, очевидно, на ту самую поляну. Мы с Анной и стражниками влились в толпу и двинулись следом.
Священная Поляна располагалась минутах в двадцати ходьбы от города. И она была огромна.
На краю стояло соломенное чучело женщины высотой в три человеческих роста. Голову ее украшал венок, в руке она держала большую корзину с неизвестными мне синими цветами. Те же цветы лазурным ковром росли по бокам от нее, причем я подозревал, что не обошлось без магии, уж больно ровными были ряды. Пожалел, что в порыве веселья это чудо природы наверняка затопчут, но радостно скачущие вервольфы осторожно обходили синие бутоны. Мне даже казалось, они делали это с благоговением.
— Надеюсь, эту красоту не затопчут?
— Не затопчут. Это тириды, — ответила Анна. — Считается, что давным-давно они распускались там, где ступала Богиня Плодородия. Для нашего народа они священны.
— Красиво, — оценил я.
— Хочешь, покажу, как они завянут? — услужливо предложил Каладрий.
— Да иди ты… на курсы по позитивному мышлению.
В лунном свете вервольфы рассаживались прямо на земле. Откуда-то появились корзинки с напитками и едой, слышался смех и крики. Я еще раз взглянул на соломенное чучело. Блэйд тоже уселась на траву, но особенно радостной при этом не выглядела. Похоже, национальный праздник ее не трогал.