Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники
Шрифт:
Пришлось вернуться к Карсу и заняться его невозможною «осадою», оставя Мухтару-паше полный простор в деле вооружения, дисциплинированна и сосредоточения всех сил Малой Азии, этого ядра могущества турецкой империи... М.Т. Лорис-Меликов рвал на себе волосы, проклиная свою участь, между тем как по безжалостной иронии судьбы все, от мала до велика, приставали к нему с вопросом: «Завтра или послезавтра войдете вы в Карс?» Это пилило ему нервы. Он становился все более и более раздражительным, особенно потому, что своих на этот счет видов и мнений он почти никому и высказы-вать-то не мог, чтобы не ронять духа и морали войск.
V
В
VI
Совещания вождей о дальнейших действиях при этих обстоятельствах становились все более и более затруднительными. Наконец в последних числах мая верх взяло мнение покойного В.А. Геймана — немедленно же штурмовать Карс, после усиленной бомбардировки в течение нескольких часов. Никогда не забуду того странного физического ощущения, какое я испытал, когда М.Т. сообщил мне это решение военного совета: мне показалось, что сердце мое обложили льдом. Впрочем, позднее я видел, какою мертвенною бледностью покрывалось лицо некоторых полковых командиров, когда их знакомили с диспозициею боя. О, конечно, не за жизнь свою они страшились, не личное чувство в них тогда шевелилось...
Принятый план состоял, как теперь уже известно из опубликованных данных, в том, чтобы вечером, под покровом ночи, подойти с осадными и полевыми орудиями и с войсками по возможности ближе к северным и западным фортам Карса, с рассветом начать бомбардировку, к полудню предпринять штурм, а вечером овладеть крепостью. Все это — едва с шестью пехотными полками... Когда настал день 31-го мая (движение назначено было к ночи на 1 июня 1877 г.), М.Т. Аорис-Меликов настойчиво убеждал меня остаться в лагере.
— Все равно, — говорил он мне, — ведь мы все там ляжем. Надо же, чтобы кто-нибудь остался в живых, засвидетельствовать перед людьми о моей неповинности в столь жестокой неудаче. Корреспондентов и без вас теперь не мало. Ручаюсь вам, и они ничего не напишут.
Я ответил, что не отстану: «Помирать, так сообща». Тогда он обещал мне дать знать, когда садиться на коня, и... уехал со своим штабом, оставя меня в моей палатке637. Как сумасшедший, погнался я за штабом, вместе с корреспондентом «Голоса» Г.К. Градовским2, но «ищи ветра в поле». В темени, без дорог, без указаний бродили мы ощупью от части к части. Дождь лил как из ведра. Орудия двигались вперед черепашьим шагом, несмотря на обилие волов и лошадей, несмотря на помощь пехоты, и вязли по оси в грязи непролазной. Близость к неприятельской крепости обязывала всех хранить молчание: запрещено было даже папироски курить, спички зажигать, громко кликать друг друга... Мрачная суетня царила повсюду, и никто не мог нам указать —г ибо никто этого не знал, — где штаб, где командующий корпусом.
Дождь, затруднения в движении артиллерии, неурядица — казавшиеся Г.К. Градовскому предвестием неудачи, — мне, напротив того, придавали бодрость духа. Я думал: «Велик, поистине велик Бог земли русской.
Узнав меня, он первым делом выругал меня по-грузински за мальчишество, «за трусость прослыть трусом», а потом принялся неудержимо изливать передо мною свой восторг. «Это ли не звезда? Это ли не перст Провидения?» — ежеминутно повторял он.
Я сам был на седьмом небе, и в ту минуту готов был и понять, и извинить всякое суеверие. Мы вернулись промокшие до мозга костей: палатки наши уже были сняты. Не знаю, что сделали другие, а я, усталый и телом, и душою, успел только привязать моего верного Буцефала подле копны сена и тут же завалился спать, на том же сене, под открытым небом и проливным дождем...
VII
Дальше события вышли уже из-под нашей власти. 3-го июня сами турки двинулись из Карса атаковать наши войска в Аравартане. Я не описывал этого дела, ибо на нем не присутствовал. Оно происходило в десяти верстах от нашего лагеря. Я за ним следил, стоя близ кареты, изображавшей из себя станцию военно-походного телеграфа. Главнокомандующий и командующий корпусом почти не отходили от этой станции с тех пор, как получилась первая и весьма тревожная депеша г. Геймана, требовавшая чуть ли не расстреляния покойного Рыд-зевского, тогда командовавшего грузинским гренадерским полком и принявшего бой без ведома и приказания отрядного командира г. Геймана. Любопытно было следить по этим депешам за перипетиями боя, а еще более за изменчивостью людских сркдении >: приговоров: в последней депеше г. Рыдзевский выдавался уже за героя, да он и действительно был таковым, в полном смысле этого слова...
VIII
Блистательный успех наших войск в Аравартане, обязанный, главным образом, бесподобной кавалерийской атаке, проведенной кн. З.Г. Чав-чавадзе, увы, не вернул нам инициативы в направлении военных событий. Скоро пришло известие, что турки осадили Баязет, что микроскопический эриванский «отряд», посланный в Алашкертскую долину под предводительством А. А. Тергукасова3 с целью отвлечь внимание Мухтара от Карса, наткнулся на превосходящие силы наседающего на него неприятеля. Военные совещания приняли новое направление: уже не о штурме Карса пришлось заботиться, а о лучших способах выручить ба-язетский гарнизон и эриванский отряд. Решено было послать за Соган-луг особый отряд, уже для отвлечения внимания Мухтара от Тергукасова. М.Т. Лорис-Меликов взялся пойти с этим отрядом, командование которым принадлежало, впрочем, В. А. Гейману.
Мне незачем описывать перипетий того зивинского похода. Он мною своевременно описан был с достаточной ясностью. Дополню только свой прежний рассказ несколькими штрихами, характеризующими личность Михаила Тариеловича.
Еще задолго до выступления в поход он сообщил мне как о цели, так и об опасности предпринимаемого движения. Но на этот раз он не отговаривал меня от этой поездки.
— Хоть поход и опасен, хоть мы, если только турки не идиоты, и можем найти себе могилу за Соганлугом, но я бы хотел, чтобы вы меня сопровождали, тем более что тут, под Карсом, дел никаких для вас не будет.