Граф Орлов
Шрифт:
Фёдор, красотой и младостью цветущий
И первый мужества примеры подающий,
С "Евстафием" летел в нептуновы поля.
Но ты, младой герой! Уйми своё стремленье,
Увеселение ты братиев твоих,
Жалей, Орлов, жалей
Цветущих дней своих.
Похищение самозванки
– Так-то, судари мои, - закончил свой рассказ граф, - так-то раньше сражались! Себя не жалели, одним только стремлением Отечеству послужить ведомые!
– Ромалы, -
Цыгане обступили костёр и запели дружно и весело. Граф с большим удовольствием выслушал их и, когда они закончили, одарил каждого деньгами.
– Примите от меня, - говорил он, - за радость, которую мне, старику, доставили! На своём веку много я слышал хвалебных песен, даже гимны в мою честь слагали, но ваша песня лучше всех. Эх, Ляля, дружочек мой милый, вижу искренность твою - мог ли я на склоне лет моих на такое рассчитывать!..
– Примите и от меня благодарность, батюшка, - графиня Анна Алексеевна поцеловала его в щёку.
– Счастье такого отца иметь.
Граф, однако, вдруг помрачнел.
– Шла бы ты в дом, Нинушка. Ночь холодная, - не приведи Бог, простудишься, - сказал он.
– Умаялась за день, - пойди, отдохни.
– Я посижу ещё с вами, батюшка. Сон прошёл, что мне в доме делать?
– возразила графиня, но он твёрдо повторил: - Ступай, Нинушка, - ляжешь, и сон опять придёт. А мы тихо будем сидеть, чтобы тебе не мешать.
– Ну, если вы приказываете...
– сказала графиня, неохотно поднимаясь с места.
– Не приказываю, а прошу, - граф тоже встал и нежно поцеловал её в лоб.
– Давай я тебя провожу...
Вернувшись через несколько минут, он сел у костра и некоторое время молчал.
– Вот ты меня славишь, - повернулся он затем к Ляле, - а послушаешь, что сейчас расскажу, так, может, славить перестанешь. Была у меня победа, которой гордиться нечего: с женщиной сражался...
– Вы, верно, о княжне Таракановой?
– догадался Григорий Владимирович.
– Догадлив, племянник, - проворчал граф.
– А ты, господин философ, слыхал про княжну Тараканову?
– обратился он ко мне.
– Кое-что слышал, но жду вашего рассказа, если соблаговолите, - ответил я.
– Что же, если я взялся про жизнь мою рассказывать, так и про это расскажу... Два чёрных пятна есть на одеждах моих: одно - смерть императора Петра Фёдоровича, другое - похищение княжны Таракановой; хотя, как посмотреть... Впрочем, сами судите, а я ничего не утаю, - решительно произнёс граф.
– Случилось это вскоре после войны с турками. Пока наша армия остатки их войск добивала, объявился у нас в тылу, в Оренбургских степях, ещё один самозваный Пётр Третий. Был это беглый донской казак Емелька Пугачёв; о нём долго говорить не буду, ныне его история хорошо известна, но что странно - выпускал он манифесты свои не только на русском, но и на немецком языке, и недурно написанные. Позже выяснилось, что сочинял их сын моего заклятого друга Шванвича, Михаил, о котором я уже говорил, но тогда императрице померещилось, что заговор сей был европейскими врагами затеян, чтобы с трона её свести.
Подозрения эти усилились, когда в Европе некая персона также принялась манифесты выпускать, в которых провозглашала себя "принцессой Владимирской", дочерью покойной императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Разумовского. Сия "принцесса" Екатерину узурпаторшей называла и о своих правах на корону
С Пугачевым императрица кое-как справилась, бунт подавила, однако с "княжной Таракановой", как она сию особу прозвала, поскольку в роду Разумовского таковая фамилия водилась, справиться труднее было, ибо из России её не достать. Вот Екатерина и решила на меня эту задачу возложить; так всегда было - в самых трудных случаях не я искал, а меня искали, не я просил, а меня просили, - и теперь просительницей оказалась наша самодержавная императрица. Нужды нет, что место Григория при ней Потёмкин уже занял - без графа Орлова всё равно не могла она обойтись!
Приняла меня Екатерина в малом кабинете, где она обычно доклады выслушивала; я невольно подумал, что в личных её покоях теперь Потёмкин обретается.
– Как живётся-можется, граф Алексей Григорьевич?
– спросила она полушутливо.
– Завидую я вам иной раз: ни семьи, ни детей, семеро по лавкам не сидят.
– Вам тоже, ваше величество, семь ртов кормить не приходится, - в тон ей ответил я.
– Ах, граф, каши на всех хватило бы, но как говорят: "Кашу свари, да ещё и в рот положи"! Младшенький мой, коего ты восприемником был, ленив, учиться не желает, ни к чему расположения у него нет, а старший на мать волком смотрит, мечтает место моё занять, - пожалилась она.
– С мужем мне вовсе житья не было, а ныне его тень меня преследует: то там, то сям самозванцы объявляются. А ныне кузиной самозваной я обзавелась: княжна Тараканова называет себя дочерью тётушки моей Елизаветы Петровны.
– Самозванцы и раньше появлялись, чего беспокоится?
– сказал я.
– С ними просто поступали: камень на шею, - и в воду!
– Но иногда самозванцы на трон усаживались, - возразила императрица, - к чему и княжна Тараканова превеликую охоту имеет. Ездит она по всей Европе, союзников себе ищет, грамотки прельстительные рассылает; не пора ли, граф, бродяжку сию под крепкий замок поместить?
– Прикажите, ваше величество, и вам её из-под земли достанут, - говорю.
– К вам я хотела обратиться, Алексей Григорьевич, но не с приказом, а с просьбой, - смотрит на меня императрица.
– Кто лучше вас сделает?..
– В России много ловких людей, отчего же вы ко мне обращаетесь?
– возражаю я.
– "Умного не обманешь, только себя потеряешь", - говорит императрица, - поэтому без утайки вам скажу: есть две причины, граф Алексей Григорьевич. Первая - с тех пор, как я с братом вашим Григорием рассталась, многие мои недоброжелатели решили, что на Орловых можно теперь в игре против меня карту поставить: как привели Орловы к власти Екатерину, так и другую особу приведут, коли Екатерина их обидела.
– Ваше величество!..
– возмутился я.
– Знаю, граф, знаю, что это пустые домыслы; вы и братья ваши мне верны, - она взяла меня под руку.
– Однако неприятели мои думают, что вас на измену склонить можно, - и грех было бы таковым их просчётом не воспользоваться. "На ловца и зверь бежит"; сделайте вид, что вы против Екатерины пойти готовы, тогда бродяжка сама в ваши сети попадёт.
Вторая причина, отчего именно вам сию миссию выполнить надлежит, очевидна, - улыбается императрица.
– Княжна Тараканова к мужчинам большую тягу имеет, в любовных интрижках она весьма замечена, - так уж перед таким кавалером, как вы, конечно, не устоит!