Граф Сен-Жермен — тайны королей
Шрифт:
— Я знаю то, о чем Вы даже и не догадываетесь. Возвращайтесь во дворец, разыщите королеву и предупредите ее об опасности, ибо этот день может
оказаться последним для нее. Существует заговор против Ее Величества.
Убийство тщательно спланировано.
— Вы наводите на меня ужас. Однако граф д'Эстен обещал свою помощь.
— Он струсит и попытается скрыться.
— Но господин Лафайет...
— Дутый мыльный пузырь! Именно сейчас решается его судьба. Либо он
будет марионеткой,
— Монсеньор, — сказала я, — Вы могли бы оказать величайшую услугу
монархии, если бы пожелали того!
— А если это не в моих силах?
— Разве...?
— Да-да. А если это не в моих силах? Видите ли, я думаю, ко мне уже не
прислушаются. Час, когда возможно было еще что-то изменить, далеко позади, и приговор Провидения должен быть приведен в исполнение.
— Если яснее, чего они хотят?
— Окончательного ниспровержения Бурбонов. Они сбросят их со всех
тронов, которые занимает эта династия, и менее чем через столетие бывшие
властители превратятся в заурядных обывателей, разбросанных по всему свету.
— А Франция?
— Королевство, Республика, Империя, смешанное Правительство, —
замученная, взбудораженная, растерзанная. От разумных тиранов власть над
страной перейдет к другим, более амбициозным, но менее сметливым. Она
будет разделена, раскрошена, разрезана. В моих устах это не плеоназмы, ибо
грядущие времена готовят именно такую судьбу Империи. Гордыня устранит
или уничтожит все привилегии и неравенства, не по добродетели своей, а по
зависти и суетности, и ради тщеславия эти различия вновь восстановит.
Француз, подобно ребенку, развлекающемуся наручниками и удавкой,
забряцает радостно титулами, честью, медальками. Все для него станет
вожделенной игрушкой, даже аксельбант национальной гвардии. Жадность
поглотит все финансы. Дефицит бюджета составляет сейчас около пятидесяти
миллионов, во имя чего и происходит эта революция. Хорошо! При диктатуре
же филантропов и болтунов государственный долг возрастет до нескольких
миллиардов.
— Вы — ужасный пророк! Увижу ли я Вас когда-нибудь вновь?
— Нас ожидает еще пять встреч, не более.
Признаюсь, что беседа столь торжественная, столь устрашающая, столь
мрачная не вызвала во мне большого желания продолжать ее. Ужас поселился в
моем сердце после этого разговора. Очень и очень странно то, как мы с годами
меняемся и смотрим с равнодушием и даже с неприязнью на тех, чье
присутствие еще совсем недавно очаровывало нас. В данном случае я
почувствовала себя именно так. Кроме того, ощущение близкой опасности для
жизни королевы охватило меня. Я не слишком упрашивала
быть, мне и удалось бы уговорить его встретиться с королевой. Образовалась
небольшая заминка. А затем разговор стал закругляться:
— Не смею более Вас задерживать, — сказал он, — в городе уже начались
беспорядки. Я уподобляюсь Аталии — я хотел увидеть, и я увидел.Теперь же
позвольте распрощаться и покинуть Вас. Я собираюсь направиться в Швецию.
Там готовится великое преступление, возможно, мне удастся его предотвратить.
Его Величество Густав III весьма мне любопытен, а его достоинства превышают
его славу.
— Ему угрожают?
— Да. Не скоро еще будут говорить: "Счастлив, как король", а пока можно
сказать: "Несчастен, как королева".
— Что ж, поезжайте, граф. Уж лучше бы я не выслушивала Вас.
— Вот так всегда отвечают тем, кто говорит правду. Обманщики
почитаются больше. А пророков всегда стыдятся. Прощайте, мадам, о'ревуар.
Он удалился, а я осталась, погруженная в глубокое раздумье о том, следует
ли мне сообщать королеве об этой встрече или нет. Я решила отложить этот
рассказ до конца недели и хранить молчание, чтобы не усугублять и без того
полную несчастий жизнь Ее Величества. Я наконец вышла и, когда нашла
Ляроша, спросила его, не видал ли он выходящего графа Сен-Жермена?
— Министра, Мадам?
— Нет. Давно умершего. Другого.
— А! Мудрого волшебника? Нет, Мадам. А что Мадам графиня повстречала
его?
— Он только что вышел. Он прошел мимо тебя.
— Может я сошел с ума, но я не заметил его.
— Этого не может быть, Лярош, ты шутишь.
— Я как никогда серьезен с моей госпожой.
— Что же, он прошел сквозь тебя?
— Я этого не могу отрицать, хотя на глаза он мне не попадался.
Итак, он исчез. Я была сильно поражена произошедшим."7
7 D'Adhemar. там же, IV, р. 254-261.
Таковы последние слова графини д'Адемар о графе Сен-Жермене, друге,
который тщетно пытался спасти их от бушевавшей повсюду стихии. Одно очень
важное замечание, ранее правда уже упомянутое нами, следует, вероятно,
процитировать вновь. Появившиеся из-под пера биографа строки выглядят
следующим образом:
"Начертанная собственной рукой графини заметка от 12 мая 1821 года
прикреплена булавкой к рукописи. Умерла графиня в 1822 году.
“Я виделась с Сен-Жерменом еще не раз, и каждая встреча
сопровождалась обстоятельствами, которые повергали меня в крайнее