Граф Сен-Жермен — тайны королей
Шрифт:
одурманенные, с фатальной слепотой, ничего не слыша и не желая видеть, жили
от праздника к празднику, от удовольствия к удовольствию. Тотальное безумие
толкало нас к пропасти. Увы! Невозможно остановить бурю, если не замечаешь
ее приближения.
Между тем, время от времени, некоторые, наиболее прозорливые из нас,
пытались вырвать общество из плена роковой беспечности. Я уже рассказывала
о том, как граф Сен-Жермен пытался открыть глаза Их Величествам,
понять о надвигающейся опасности, но господин Морепа, который считал, что
не нуждается в чьей-либо помощи в деле спасения монархии, изгнал из страны
пророка, и тот исчез навсегда."1
1 D'Adhemar, там же, IV, 1.
События, о которых мы только что рассказали, произошли в 1788 году.
Гром разразился же в 1793-м. Госпожа д'Адемар не всегда, однако, указывает в
описываемых ею событиях точные даты. Давление на короля и трон
усиливалось год от года, угроза становилась все очевиднее, поскольку были
отвергнуты предупреждения, о которых рассказал наш автор. Праздность и
распущенность двора значительно ослабили политические позиции
сторонников монархии, что давало их противникам в руки дополнительные
козыри. Несчастной королевой, безусловно, предпринимались определенные
усилия, чтобы понять угрожающее положение дел в государстве, но тщетно.
Госпожа д'Адемар предлагает нашему вниманию следующие подробности на
этот счет:
"Для того, чтобы сложилось правильное представление об этих печальных
дебатах (в Национальной Ассамблее), следует упомянуть о письме, которое
было написано парламентским советником "Chambres de Requ'etes"2господином
Салье одному из его друзей, члену Тулузского парламента... Сообщавшиеся
сведения, получили широкое распространение, письмо читалось с жадностью, поэтому множество копий ходило по Парижу. И прежде, чем сам оригинал
достиг Тулузы, в салоне герцогини Полиньяк его содержание уже было
предметом всеобщего разговора.
Королева обратилась ко мне с вопросом, не читала ли я это послание, и
попросила доставить ей копию. Эта просьба в величайшей степени огорчила
меня. Я хотела угодить Ее Величеству, но в то же время боялась попасть в
немилость к Первому Министру. Тем не менее мои симпатии к королеве
одержали верх в этой борьбе.
Мария-Антуанетта прочитала письмо в моем присутствии и сказала,
вздохнув: "Ах, госпожа д'Адемар! Как тягостны для меня все эти нападки на
короля! Мы ходим по краю пропасти. Я начинаю верить в то, что граф Сен-
Жермен был прав. Нам стоило бы повнимательнее прислушаться к нему.
Однако,
же ждет нас впереди?"3
2 "Палата Слушаний" — франц.
3 D'Adhemar, там же, IV, р. 63.
...Королева прислала за мной, и я поспешила исполнить ее волю. В руке она
держала письмо.
— Госпожа д'Адемар, — сказала она, — вот еще одно послание от моего
незнакомца. Вам что-нибудь известно о графе Сен-Жермене?
— Нет, — ответила я, — я с ним не встречалась и никаких сведений о нем
не имею.
— На этот раз, — прибавила королева, — оракул вещает языком, который
ему больше к лицу — послание составлено в стихах. Форма их, может быть, и
плоха, однако содержание далеко не радостно. Вы можете прочесть это
послание в соседней комнате, ибо я обещала уже аудиенцию аббату Баливь-еру.
Я хочу, чтобы мои друзья ладили между собой!.
— Особенно, — осмелилась вставить я, — когда враги торжествуют, видя
их междоусобицы.
— Незнакомец говорит то же самое. Но кто же прав?
— Королева может удовлетворить противоборствующие партии, назначив
их представителей на первые же два освободившихся епископальных поста.
— Вы ошибаетесь. Король не желает предоставлять епископского сана ни
аббату д'Эрсе, ни аббату Баливьеру. Покровители этих достойных людей, а
заодно с ними и наш аббат верят в возможность противодействия с моей
стороны. Вы можете, если провести сравнение с героями Ариосто (королеве
вспомнилась речь баронессы де Сталь), сыграть роль миротворца доброго
короля Собрира. Постарайтесь встретиться с графиней Дианой и убедить ее
прислушаться к голосу разума.
— Я попытаюсь поговорить с ней на языке разума, — сказала я, заставив
себя улыбнуться, чтобы развеять меланхолию, овладевшую королевой.
— Диана — испорченное дитя, — заметила Ее Величество, — однако, она
любит своих друзей.
— Да, мадам. И даже выказывает непримиримость к их врагам. Я сделаю
все, чтобы оправдать доверие королевы.
Вошли доложить, что по повелению королевы прибыл аббат Баливьер. Я
прошла в небольшой кабинет и, попросив у госпожи Кампан перо, чернила и
бумагу, сделала копию следующего отрывка, на первый взгляд весьма
сумбурного, однако впоследствии оказавшегося даже слишком ясным и
понятным:
Все ближе время то, когда ты, Франция,
В пучину бед войдя, раскаешься, поняв свою беспечность,