Графиня Сторендж
Шрифт:
Но сегодня во мне что-то ломается. Может, утренняя новость, что моя кобыла напоролась на что-то и хромает. Теперь мне какое-то время придется ездить на спасительные для моего разума верховые прогулки на другом жеребце. К нему придётся привыкать.
Я очень консервативна и с трудом переношу вынужденные изменения. Сложно адаптируюсь к другим людям, условиям и даже к животным. Может поэтому я ещё противлюсь отъезду и связанными с ним непременными изменениям в моей жизни?
Терплю. Пытаюсь стоически выносить саркастические нападки мужа. Может в этом весь смысл? А не в том, что Марку нужно дать время, ещё немножко, ещё чуть-чуть. Осталось
Но кого я обманываю…
А как же любовь? Есть ли она? Раньше бы я сказала со стопроцентной уверенностью, что да, есть. А сейчас? Любовь — это сказка, выдуманная романистами? Разве можно так с человеком, если его любишь?
Действительно, если любишь…
Может, правда, время лечит?
Как же тяжело…
Да и кобылу очень жаль. Варка моя любимица.
А может другая новость надломила во мне что-то. Вчера моя кузина родила мальчика. Весь дом был взбудоражен долгожданной новостью. Даже лицо свекрови прояснилось и преобразилось, с него на некоторое время сошла печаль, застывшая маской последнее время. Надо бы радоваться этой вести, такое счастье, но я не смогла, как ни пыталась. Натянуто улыбалась прилюдно, а ночью эгоистично оплакивала свою жизнь, своё несостоявшееся счастье с Марком. Наверное, скажете, я плохая сестра. Но я на пределе.
Может поэтому вместо короткого "Хорошо, как скажешь" я не разворачиваюсь и не выхожу из комнаты. Последюю неделю я уже не пытаюсь наладить с ним отношения, не взываю к его чувствам и разуму. Я просто послушно, безэмоционально выполняю его волю: лишний раз его не трогать.
Но сегодня я подхожу к нему вплотную, опускаюсь на колени сбоку кресла и кладу свою руку на его. Сейчас я не чувствую робости или страха, я не боюсь, что он снова посмеётся на до мной, прогонит или проигнорирует. Я хочу жить, хочу, чтобы жил он. Жил, а не существовал. А это в данный момент означает, чтобы он наконец услышал меня.
Смотрю на мужа с немой мольбой.
— Марк, почему ты так жесток с нами? — начинаю тихо, — Всем было бы легче, пойди ты нам на встречу. И тебе, и мне, и матери. Тебе бы не пришлось часами и днями сидеть возле окна, смотреть на редких прохожих. Мы могли бы интереснее проводить время. Общаться, гулять, быть вместе, поддерживать друг друга. Не отталкивай нас. Мы тебя искренне любим, — и уже с дрожью в голосе, — я тебя очень люблю. Пожалуйста, не будь таким упрямым.
Останавливаюсь, чтобы справиться с охватившими меня эмоциями.
— ты закончила? — тоже тихо начинает он, даже не поворачиваясь в мою сторону, всё также смотрит в окно, — теперь послушай меня. Ты молода, слишком молода. Вся жизнь ещё впереди. Не перебивай, я тебя выслушал, — повышает слегка голос, чувствуя, как я набираю воздух в лёгкие для очередного возражения, — Как ни банально, но твоя взрослая жизнь только началась. Ты ещё полна иллюзий о счастливой семье, о любимом муже рядом, пусть и калеке, и доме полном детей. Да, детей, — короткое молчание, — но в том-то и дело, что я не смогу их тебе дать. Я абсолютно ничего не чувствую, — сглатывает, — ниже пояса. Ни-че-го.
Для меня это было не новостью. Я слышала, как врачи переговаривались между собой, мол, молодая супруга, а так не повезло. Бывают, конечно, случаи исцеления, на чем настаивал один пожилой лекарь. За свою долгую и насыщенную практику он их видел. Через несколько месяцев после травмы человек, например, мог двигать одной ногой, или возвращалась чувствительность на стороне
— Мы можем прожить без детей. Без совместных, — быстро поправляюсь, — у тебя есть сын, с наследством и титулом проблем не возникнет.
— Как ты заметила, сын уже есть. Проблем не возникнет независимо есть ты или нет.
— Это жестоко, Марк, — я всхлипнула, впервые за месяц показав свою слабость перед ним.
— Поль, — он вздыхает и гладит рукой меня по волосам, ероша незамысловатую прическу, — вот будем мы с тобой сидеть за столом, общаться на различные темы, обсуждать соседей, кто на ком женился, в какие предприятия вложился, какой урожай собрал, да о чем угодно. Будешь меня преданно катать на коляске по округе. Каждый вечер вместе станем встречать закат на причале, держась за руки. Ты ведь это хочешь? И даже не то, что я другой и это всё не то, что я хочу. Помолчи, Поль. Ты станешь взрослеть, становится более женственной. Не обижайся на мои слова, ты и сейчас женственна, но ещё по-особому, по-молодому. Это неминуемо, тебе всего девятнадцать. Тебе захочется тепла, не только объятий и поцелуев, тебе захочется большего. Я знаю, о чем говорю, — его рука на мгновение замирает, — я был с тобой, ты страстна. Так вот, в итоге ты либо посмотришь в сторону…
— Не посмотрю, — упрямо всхлипываю, опустив голову и наслаждаясь прикосновениями.
— Посмотришь, — хмыкает, — Жизнь длинная, неудовлетворённость даст о себе знать. Ладно, если не посмотришь, станешь раздражительной. Сначала по важным вопросам, потом начнут выводить из себя мелочи, а потом, — он многозначительно помолчал, — потом буду раздражать тебя я. Уже только тем, что существую. Что ты посвятила всю себя мне, и у тебя нет ни женского счастья, ни детей. Но ты будешь упорно молчать, не признаваться в этом. Так как это твой выбор. Или даже не признаешься в этом сама себе. Или не будешь молчать, кто знает? Это человеческая природа, Поль. Против этого мы бессильны. Мы хотим не только любви духовной, но и телесной. В нас природой заложено стремление размножаться. Человек научился изображать благополучие, на самом деле не чувствуя его. Но кому оно нужно, такое благополучие?
— Без тебя я тоже не смогу.
— Сможешь. Вначале будет трудно, очень. Не спорю. И тебе, и мне. Но стоит ли портить жизнь сразу двоим? Давай сохраним в памяти то прекрасное, что между нами было. Лет через пять, а может раньше, найдешь себе достойного мужчину и будешь с ним счастлива.
— Марк…
— Развод я тебе дам, проблем с этим не будет ввиду моего состояния.
— Марк…
— Поль, пойми, — переводит пристальный взгляд на меня. Взгляд полный боли и обреченности, — . Я тоже живой человек, со всеми присущими людям чувствами. Я не смогу видеть твои измены. Понимаешь? Не смогу. Или ещё хуже, как ты мучаешься рядом со мной. А ты мучаешься.
— Меня мучает лишь то, что ты не позволяешь мне быть с тобой, — кажется, я уже близка к истерике.
— Это пока.
— нет, я…
— Поль, давай закроем эту тему. Собирай вещи и уезжай.
Он меня не слышит. Он меня не хочет услышать!
— Марк, давай попробуем. Доктор Сварт говорит…
— Плевать мне, что он говорит. Сварт давно выжил из ума.
— Дай мне год, — я поднимаю к нему зареванное лицо и прошу: — дай мне всего лишь один грёбаный год. Если ничего не получится, то я уеду.