Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Зубова Людмила Владимировна

Но, кроме всего этого, на собственно языковом уровне в стихотворении есть очень значимая импликатура в дистантном вариативном повторе: Чувства раздвигаются, голова поёт <…> Маша и Степанова говорят: поём <…> Мама отражается, / Говорит: поешь. Последовательность поёт – поём – поешь имплицитно содержит в себе форму *поёшь.

На первый взгляд кажется, что значимость этих фрагментов имеет отношение преимущественно к фонетике и графике, поскольку буква «ё» в орфографии факультативна. Но вариации строк очень существенно затрагивают и грамматику – категории лица и числа. Сначала употреблена отстраняющая форма 3-го лица (не *я пою, а голова поет – возможно, это не о пении, а о том, что голова болит 194 ), затем формой 1-го лица поём

снимается отстранение, но при этом формой множественного числа подчеркивается раздвоенность. Однако имена Маша и Степанова одновременно и разделены союзом и, и объединены им. Формой числа выражена раздельность субъектов, а формой лица – совместность и единство действия.

194

Ср. языковую метафору голова гудит. На болезненное ощущение указывает и такой фрагмент текста: я держусь за голову, / У неё не ладятся дела с воротником, / И мигает левый глаз поворот-ни-ком.

В заключительной реплике матери имплицитному индикативу (*поёшь) противопоставлен императив (поешь). Моральная поддержка, таким образом, направлена, на поверхностном уровне, только на бытовую ситуацию.

Но обратим внимание на то, что финал стихотворения соотнесен с началом текста: Было, не осталося ничего подобного: / Сдобного-съедобного, скромного-стыдобного. Здесь интересно совмещение современных значений субстантивированных прилагательных с их архаическими значениями, важна рифменная импликация слова скоромного. Во всем этом есть метафоризация: под свойствами еды подразумевается не только пища телесная, но и духовная. Соответственно, в последнем слове поешь можно видеть аналогичную метафору.

Значимый аграмматизм числа можно наблюдать и во фрагменте: А я ни та, ни ся, – какие? Формой женского рода семантизируется фразеологизм ни то, ни сё, местоимения указывают, в отличие от фразеологизма, на конкретного человека, названного разными именами. Формой какие вместо нормативного какая (или, еще правильнее по речевому стандарту, кто) автор стихотворения ориентирует читателя на восприятие множественности личностей и на их свойства.

Любопытно отметить, что и у В. Строчкова, и у М. Степановой наличие системных вариантов предложного падежа во-первых, связано с разными именами одной и той же личности, а во-вторых, с темой расщепленного сознания.

Сопоставление, оно же и противопоставление системных вариантов форм предложного падежа встречается в современной поэзии довольно часто.

У Владимира Салимона социально-просторечная форма следует за нормативной – как поправка и уточнение:

…Это что еще за мусор, что за дрянь, что за вздор?Матерь Божья, это ж руки я распростер.Это ноги я протянул и лежу.Голый… Босый… Как на пляже… На пляжу! Владимир Салимон. «Час за часом, раз за разом, как назло…» 195 .

195

Салимон 1996: 20.

Отказ от нормативной формы в этом тексте изобразителен: расслабленность физическая передается расслабленностью речевой.

Возможно, что у этих строчек есть претекст – песня из репертуара Аркадия Северного «Надену я черную шляпу…» со словами: Надену я чёрную шляпу, / Поеду я в город Анапу, — / И там я всю жизнь пролежу / На солёном как вобла пляжу. // Лежу на пляжу я и млею, / О жизни своей не жалею, / И пенится берег морской / Со своей неуёмной тоской (автор слов неизвестен).

Конечно, форму на пляж'y очень поддерживает рифма лежу.

Не менее просторечными оказываются формы предложного падежа с ненормативным окончанием -е на месте нормативного -у:

 Я лежу на животе С папиросою во рте, Подо мной стоит кровать, Чтоб я мог на ней лежать. Как внизу

лежит сосед. <…> Под кроватию паркет, В нем другой дощечки нет, И он видит сквозь паркет, Как внизу другой сосед. На своем лежит боке С телевизором в руке. По нему идет футбол. И сосед не смотрит в пол. Игорь Иртеньев. «Вертикальный срез» 196 ;

196

Иртеньев 1998: 8.

Контекстуальная дифференциация падежных вариантов нередко сопровождается авторской рефлексией. Поскольку при эволюции склонения многие формы существительных получили стилистические и семантические коннотации, связанные как с языком сакральных текстов, так и с диалектно-просторечной сферой функционирования языка, системная вариантность падежных форм оказалась значительным ресурсом поэтического смыслообразования:

 В мире, более реальном, чем приспущенный февраль над моим районом спальным, тянущимся к Богу в рай, не в миру моем – но в Мире, сквозь безумную Дыру мечущем своих валькирий многоглазую икру на совдеповские стены и неровный потолок — в пограничной мне Вселенной вижу, вижу диалог двух равновеликих наций под синхронный перевод: дескать, нечего стесняться! мы – народ и вы – народ. Виктор Кривулин. «Телемост» 197 ;

197

Кривулин 1990: 101.

 Горжусь я, что в своей стране, В родном краю (нет, в «отчем крае») Я знаю все, что могут мне Сказать в автобусе, в трамвае. Владимир Вишневский. «Незаконная гордость» 198 .

В стихотворении Виктора Кривулина форма в миру соотнесена с понятием мирской жизни, а форма в Мире – с понятием метафизическим, что маркировано заглавной буквой существительного. Владимир Вишневский, иронизируя над современными условиями жизни, не похожими на условия жизни классиков, кавычками обозначает переход в иную стилистику, и эти кавычки можно понимать одновременно и как цитатные 199 , и как иронические.

198

Вишневский 1992: 208.

199

Вероятно, самое известное употребление формы в крае – в стихотворении М. Ю. Лермонтова «На севере диком»: В том крае, где солнца восход.

Родительный падеж тоже, хотя и в меньшей степени, представлен различными системными вариантами:

Се был Москвы передовой собор,В австрийстем Риме община монасей.К чужим дозор, а от чужих забор,За коим сонм ученых ипостасей.Там в русской филологии запорУсердный тайнописец КопростасийНавеки вызвал, «Слово о полку»По вдохновенью взявши с потолку. Андрей Сергеев. «Шварц» 200 ;

200

Сергеев 1997: 395.

 Моха чёрная летела выше прочей мелюзги.

Конец ознакомительного фрагмента.