Грань бездны
Шрифт:
Последнее свидетельствовало вовсе не о повальном косоглазии метателей, а, наоборот, об их исключительном глазомере. Шомбудаг приказал своим воинам не убить нас, а всего лишь продемонстрировал, чего мы избежали благодаря его безграничному великодушию. А также то, что могло нас вскорости ожидать, если мы отклоним ультиматум вингорцев.
Что ж, впечатляет… Я смотрел на рассыпанный под ногами столповой металл и усиленно раздумывал над словами Светлогривого Грифона. Счесть его предложение по-настоящему великодушным мог лишь полный идиот, но никак не Еремей Проныра Третий. О чем я без обиняков и заявил вингорцу, когда Убби выпустил нас из-под щита:
– Прошу, мистер Шомбудаг, не обижайтесь, но больно уж
– Нет, не позволю, – не задумавшись ни на секунду, помотал головой старец. – Решение совета кланов, которое я до вас довел, окончательное и больше не обсуждается. Последнее одолжение, на какое мы готовы пойти, это дать вам срок, чтобы вы обдумали наши условия. Полагаю, пятнадцати минут на это вам хватит…
Глава 10
Времени нам выделили мало, но вполне достаточно для того, чтобы предпочесть отсроченную смерть сиюминутной. Однако почти две трети этого срока мы не обсуждали нашу участь, а настойчиво убеждали Сандаварга, что час его последней битвы еще не пришел. Задача эта была нелегкая, но все же посильная. Сам факт, что Убби взялся с нами спорить, а не ринулся, осерчав, в бой, говорил, что северянину претило погибать там, где о его славной смерти никто никогда не узнает. Чувство долга отчаянно боролось в наемнике со здравым смыслом, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы притупить первое и докричаться до второго.
– Не ори, а послушай меня внимательно! – упрямо талдычил я, пропуская мимо ушей очередные обвинения в трусости и утрате достоинства, какими швырял в меня Сандаварг. – Издохнуть здесь и сейчас – это не геройство, а несусветная глупость и самый легкий выход из положения. Если мы погибнем, то так или иначе потеряем все. И в чем смысл такого самопожертвования, скажи на милость? Но если мы выживем, нам еще представится случай отвоевать то, чего нас лишили. Ты и я окажемся в одинаковом положении: у тебя отобрали контейнеры, у меня – «Гольфстрим». И я, загрызи тебя пес, не намерен уступать его без борьбы никому в Атлантике! Однако бороться, будучи мертвым, я не умею. Так же как и ты, готов поспорить. Элементарная логика, не находишь? И тем не менее тебе почему-то не терпится расстаться с жизнью и вот так, запросто, отдать дону Балтазару контейнеры Макферсона. Одумайся, северянин, ведь, кидаясь в драку, ты противоречишь сам себе! Я же предлагаю тебе уступить врагу всего лишь пару позиций, зато остаться в игре, а не вылететь из нее без единого шанса на реванш. Ну что, доходит до тебя или еще понятнее разжевать?
Медленно, со скрипом, но все-таки дошло! Чему, похоже, обрадовался не только я, но и сам краснокожий упрямец, сразу начавший рассуждать трезво и по существу.
– Шомбудаг сказал, что ты останешься на бронекате и погонишь его, куда прикажут вингорцы, – напомнил Убби после того, как пожал мне руку в знак примирения. – Разумеется, они не разрешат тебе оставить нам Атлас. Но каким образом мы преодолеем каньон и восточные предгорья вслепую и без воды? Отсюда до Столпа
– Да, времени мало, а вопросов слишком много, поэтому придется обсудить лишь самые главные, – ответил я. – Во-первых, на бронекате останусь не я, а мсье де Бодье. Именно так, а не иначе… Не спорьте, mon ami! Вы же прекрасно понимаете, что с вашими больными коленями вам не добраться пешком даже до конца каньона, не говоря о предгорьях. Ничего страшного, поедете на малой скорости, а где не сможете сориентироваться по карте, отправите в дозор вингорцев. Не думаю, что, прибыв на место, они сдадут вас дону Балтазару, ведь он моментально пустит вам кровь, а Шомбудаг не желает стать виновником ее пролития. Скорее всего, вы тоже окажетесь высаженным где-нибудь посреди хамады. Но на востоке вам будет гораздо проще выжить и добраться до какого-нибудь поселка или караванного пути. Ну а мы все-таки попытаемся дотянуть до Столпа Трех Галеонов. А пока ты, Долорес, будешь вместе с Гуго собирать вещи, я попробую скопировать из Атласа в блокнот несколько карт, чтобы иметь хотя бы примерное представление, куда нам идти. Вот такая стратегия. Помимо мсье Сенатора еще возражающие есть?
– Есть, – неожиданно заявила Малабонита. Я уставился на нее в недоумении: а ей-то что может прийтись не по нраву? Никаких поблажек она от меня не получила. И вообще неприхотливая и выносливая, словно антилопа, Малабонита была вторая после северянина, у кого имелся шанс добраться до поселка Федора Оплеухи. Я же, как любой перевозчик, мог сутки напролет вращать штурвал, читать карты и балансировать на шаткой палубе, но сильно сомневался, что выдержу многодневный пеший поход, да еще с ограниченным запасом воды.
Вместо того чтобы объяснить, чем она недовольна, Долорес достала из кармана платок, оторвала от него половину и подбросила ту вверх. Мы в молчании наблюдали за странными действиями Малабониты и проводили глазами обрывок, который моментально был подхвачен ветром и помчался к «Оазису морей». Однако вскоре полет лоскута круто изменился. Не достигнув лайнера, тряпица резко взмыла ввысь и, стремительно уменьшаясь, понеслась в небеса. Где и скрылась спустя считаные секунды. А Долорес, удовлетворенно хмыкнув, спрятала испорченный платок назад в карман и уверенно заключила:
– Возможно, не все так плохо, как кажется, Mio Sol. Вспомни, что говорили моряки эпохи Чистого Пламени: грешно отчаиваться, пока дует попутный ветер.
– У тебя осталась всего пара минут, чтобы объяснить, что означают эти игры с тряпками, – поторопил я ее.
– Успею, – пообещала Малабонита. – Только очень прошу: давай обойдемся без ругани и отговоров. Вряд ли тебе понравится, о чем я сейчас скажу, но будь уверен: на самом деле это не так опасно, как может показаться со стороны. По крайней мере, не намного рискованнее твоего плана. Зато, если мне повезет, нам не придется умирать от жажды в предгорьях, ручаюсь…
А если Долорес не повезет, я и алькальд Сесар никогда и не узнаем, где покоятся ее бренные косточки… Но как бы ни протестовал я против ее затеи, целеустремленность Малабониты поборола половину моих сомнений. С теми же, которые побороть не удалось, пришлось попросту смириться. Я отпускал Долорес с тяжким грузом на сердце, которое и без того разрывалось от утраты «Гольфстрима» и беспокойства за судьбу Гуго де Бодье. Пускай на его долю выпадали не такие суровые испытания, как наши, даже они могли стать непреодолимыми для никогда не скитавшегося в одиночку по хамаде аристократа.