Грань. Игры со смертью
Шрифт:
Дверь в спальню приоткрыта, и Астарта толкает её ладонью. Комната простая: широкая кровать с мятым одеялом, небольшой шкаф в углу, стол у окна, заваленный всяким хламом — старыми журналами, парой карандашей, потрёпанным блокнотом. На кровати лежит её телефон — кнопочный аппарат без наворотов, без лишних функций. Астарта берёт его в руки, нажимает на кнопку, и экран загорается. Два пропущенных вызова. Она открывает детали и замирает. Звонил босс с разницей в четыре минуты. Это не случайность.
Астарта смотрит на экран, пальцы слегка дрожат. Что-то случилось. Новый заказ? Или тот
Астарта делает глубокий вдох, стараясь успокоиться. Выдыхает медленно, почти шепча себе: «Соберись». Пальцы дрожат, но она нажимает кнопку вызова. Гудки тянутся бесконечно, каждый звук отдаётся в голове, как удар молотка. Она пытается придумать, о чём может пойти речь. Новый заказ? Слишком рано. Выговор за провал? Но её уже отпустили без лишних слов. Вампир? Мысль о нём всплывает снова, и Астарта кусает губу, вспоминая его взгляд через прицел. Если бы только она знала больше… Гудки обрываются.
— Алло? — говорит Астарта, стараясь звучать ровно.
— Через неделю ты вернёшься в Грань. Билет выслан на почту, — голос босса сухой, резкий, без намёка на эмоции. Связь обрывается, не дав ей вставить ни слова.
Астарта опускает телефон, глядя в пустоту. Неделя. Семь дней. Никаких объяснений, никаких деталей. Просто приказ. Она медленно садится на край кровати, чувствуя, как подкашиваются ноги. Что-то грядёт, и это «что-то» ей не нравится. Её мысли кружатся, как снег за окном, но ни одна не задерживается надолго.
***
Эмоции — как река, что течёт подо льдом: их не видно, но они бурлят, переливаются, меняются каждую секунду. Слова не могут описать их полностью — слишком много оттенков, слишком много глубины. Астарта всю неделю старается не думать о звонке. Занимается делами: чистит снег у дома, чинит протекающий кран на кухне, ходит в лес, изучая следы животных и изменения за время её отсутствия. Даже охотится — подстреливает зайца, разделывает его у ручья, чтобы не тащить кровь в дом. Мясо получается нежным, с лёгким привкусом дичи, и она ест его два дня, запивая травяным чаем. Ей удаётся держать голову чистой — нет мыслей ни о боссе, ни о вампире, ни о Грани. Она удивляется сама себе, как легко ей удаётся выкинуть тревогу из головы, но воспринимает это как подарок судьбы.
В день отправления всё меняется. Утро начинается с бессонницы. Астарта просыпается ещё до рассвета, в четыре утра, и больше не может уснуть. Она лежит, закутавшись в одеяло и глядя в потолок. Холод пробирается под кожу, хотя в комнате тепло. Она мерит температуру, но никакой болезни, только нервы. Впервые за долгое время она признаёт, что боится. Не конкретно чего-то — не вампира, не босса, не нового задания. Это глубинный необъяснимый страх, который она списывает на провал с заказом. Но в глубине души она знает: дело не только в этом. Что-то надвигается, что-то большее, чем она может предугадать.
Сборы проходят спокойно. Астарта выделяет на них достаточно времени,
Она ещё раз проверяет карманы куртки, убеждаясь, что ничего не забыла, и идёт к рубильнику в коридоре. Одно движение — и дом погружается в темноту. Тишина обволакивает его.
Астарта закидывает рюкзак на плечо и выходит. Холодный воздух обжигает лицо, снег хрустит под сапогами. Она закрывает дверь на ключ, бросает последний взгляд на дом. Лес вокруг молчит, лишь ветер шелестит в ветвях. Она направляется к трассе, где её должно ждать такси. Машины к дому не подпускает — старая привычка, выработанная годами осторожности. Свой старенький внедорожник она тоже не берёт — в Грани дела могут затянуться, а брошенная у аэропорта машина привлечёт внимание. Ей это не нужно. Лучше пройтись пешком через лес.
На запястье пищит второй телефон — компактный, встроенный в браслет с маленькой клавиатурой и миниатюрным экраном. Сообщение от службы такси: водитель задерживается, приносит извинения. Астарта кивает сама себе — хорошо, что взяла запас времени. Рейс ночной, девять часов в воздухе. Самолёты в Грань летают редко, и опоздание недопустимо.
У выезда на трассу стоит одинокая лавочка — деревянная, потемневшая от сырости, с облупившейся краской. Когда-то местные активисты планировали сделать здесь зону отдыха: стол, навес, скамейки. Но дальше этой лавки дело не пошло, и Астарта рада этому. Лишние люди так близко к её дому — последнее, что ей нужно.
Она ставит рюкзак на сиденье и садится рядом, глядя на дорогу. Снег падает медленно, крупными хлопьями, оседая на куртке. Воспоминания накатывают сами собой. В детстве у дома деда стояла похожая лавка. Астарта прибегала к нему, бросала свой маленький рюкзачок на доски и ждала, пока старик соберётся. Он выходил следом, ворча, что она слишком торопится.
Дед учил её охоте, показывал, как держать ружьё, рассказывал про лес и оружие. «Стреляй только, если уверена», — говорил он, глядя на неё своими выцветшими голубыми глазами. Они ходили в походы, ночевали у костра, и эти дни остались в её памяти как самые светлые. Тогда она была счастлива, по-настоящему жива.
Астарта улыбается, чувствуя тепло в груди. Дед был её миром, и его уход оставил в ней пустоту, которую она до сих пор не заполнила. То было беззаботное время, когда она не знала боли, заказов, мести. Тогда она жила, а не выживала.
Браслет снова пищит. Водитель такси оповещает о том, что он доехал, и пишет цвет и номер своей машины. Астарта встаёт, подхватывает рюкзак и оборачивается назад, туда, где за деревьями прячется её дом. Его не видно, но она чувствует присутствие. В груди щемит. Ей кажется, что она прощается с этим местом навсегда. Неясное чувство, но отмахнуться от него не выходит. Снег падает на лицо, ветер шепчет что-то неразборчивое. Она не пытается себя успокоить — пусть будет как будет. Выбора всё равно нет.