Грань. Игры со смертью
Шрифт:
Развернувшись, Астарта шагает к трассе, каждый шаг отдаётся в её сердце глухим эхом. Фары машины уже видны вдали, и она ускоряет шаг, готовая к тому, что ждёт впереди — будь то новый заказ, тот вампир или что-то совсем неизведанное.
Глава 4. Последний шанс
Когда с морозной улицы попадаешь в тёплое помещение, тело словно вздыхает с облегчением. Холод отпускает мышцы, кровь начинает циркулировать свободнее, и на миг приходит умиротворение — организму больше не нужно бороться с окружающей средой.
Астарта могла
Самолёт вырвал её из зимы и бросил в лето. Материк, на котором располагается Грань, лежит на другом конце света от её заснеженных лесов — так далеко, что времена года здесь перевёрнуты с ног на голову. Дома сейчас метель стучит в окна, заметает крыльцо её дома, а в Гране солнце палит с безоблачного неба, и воздух пропитан влагой, как перед дождём.
Люди вокруг ходят в лёгких рубашках и шортах, а Астарта стоит у выхода из терминала, чувствуя себя чужой в своей тёплой одежде. Она снимает рюкзак с плеч, расстёгивает молнию и сворачивает куртку — тяжёлую, с высоким воротником и подкладкой из искусственного меха. В полёте она укрывалась ею вместо одеяла, пытаясь уснуть под гул двигателей и приглушённые разговоры соседей. Теперь куртка не нужна — на ней остаётся чёрная кофта, тёмные брюки и узорчатая бандана, скрывающая уши и стягивающая рыжие волосы назад. Она достаёт солнцезащитные очки, которые сдвигает на нос, чтобы укрыться от слепящего света.
Астарта бросает взгляд на информационное табло над стойкой регистрации, где видно местное время. Разница с её домашним поясом — три часа вперёд. Она достаёт оба телефона — старый кнопочный из кармана и браслет на запястье с маленьким экраном и клавиатурой — и переводит их на время Грани. Пальцы двигаются быстро, почти автоматически, но мысли где-то далеко.
Она идёт к выходу, пробираясь через толпу пассажиров: усталых туристов с чемоданами, шумных детей, что тянут родителей за руки, местных, встречающих прилетевших с табличками в руках. Воздух в зале кондиционирован, но всё равно чувствуется лёгкая духота, смешанная с запахами кофе из автомата и дезинфицирующего средства, которым протирают полы.
Снаружи аэропорта выстроены машины. Два жёлтых такси с облупившейся краской и потёртыми кузовами, несколько частников, что лениво покуривают у своих автомобилей, да пара чёрных седанов, явно не для случайных пассажиров. Астарта выбирает самое старое такси — ржавую колымагу с криво наклеенной надписью «Такси» на боку и вмятиной на капоте. Она тянет на себя переднюю пассажирскую дверь, но та поддаётся только с третьей попытки, издав жалобный скрип. Девушка морщится — звук режет уши, напоминая визг старой мясорубки, которую дед когда-то чинил у неё на глазах.
За рулём сидит парень, почти мальчишка — худощавый, темноволосый, с нервными пальцами, что теребят край выцветшей рубашки. Ему едва ли больше восемнадцати, и его лицо выдаёт неопытность: тонкие губы поджаты, глаза бегают,
— Вы Виктория Гоб?
Голос дрожит, как у подростка на первом уроке вождения. Астарта кивает. Виктория Гоб — её очередное фальшивое имя, значит, она выбрала правильную машину. Парень выдыхает, словно с плеч сходит груз, и тихо говорит:
— Садитесь.
Астарта опускается на заднее сиденье, хлопая дверью с такой силой, что та защёлкивается с первого раза. Салон пахнет старой кожей, бензином и чем-то сладковатым — может, пролитым сиропом или дешёвым освежителем воздуха, что давно выдохся. Обивка кресел потрескалась, из-под сиденья торчит кусок поролона, а передняя панель выглядит как реликвия из прошлого: ни радио, ни экрана, только механический таксометр с облупившейся краской и стрелкой, что дрожит на нуле. Астарта удивляется, как эта рухлядь ещё ездит, и невольно сравнивает её со своим автомобилем дома — серебристым внедорожником с тихим двигателем и мягким ходом. Разница как между каменным веком и космической эрой.
— Человеческая территория, девятая улица, дом семь. Всё верно? — парень бросает на неё взгляд через мутное зеркало заднего вида.
Астарта кивает, замечая, как он тут же отводит глаза, будто боится задержаться на ней дольше положенного. Она не знает точного адреса базы — та меняет местоположение слишком часто, и таксист, скорее всего, лишь первое звено в цепочке. Парень поворачивает ключ зажигания, двигатель кашляет, выдаёт пару громких хлопков, словно старый трактор, и неохотно оживает. Машина трогается, подпрыгивая на выбоинах, и Астарта смотрит в окно, где мелькают дома с выцветшими фасадами.
Босс умеет удивлять. Однажды такси высадило её на пустынном пляже, где ждал катер, унёсший её на островную базу посреди океана. В другой раз — у заброшенного склада, где под грудами ржавых контейнеров прятался люк в подземный бункер. Сейчас, глядя на этого юного водителя, ничего не подозревающего о её делах, она понимает: смена транспорта неизбежна. Парень — новичок, подрабатывающий за копейки, его неуверенность и робость выдают это с каждой секундой. Он даже не представляет, кого везёт. Ещё и адрес уточнял, будто сам не уверен, куда едет.
Дорога занимает чуть больше получаса. Такси останавливается в тихом спальном районе: двухэтажные дома с облупившейся штукатуркой, узкие улочки, редкие машины у обочин. Водитель тормозит у бордюра, рядом с домом номер семь — невзрачным зданием с потрескавшейся краской. Он поворачивается к Астарте и с облегчением в голосе заявляет:
— Мы приехали.
Астарта косится на него через тёмные очки, но он не замечает её взгляда. Она лезет в рюкзак, достаёт пару купюр — сумма с запасом за короткую поездку. Единая валюта, принятая почти по всему миру ещё в прошлом веке, спасает от лишней возни с обменниками. Дед рассказывал ей, как раньше люди тратили часы, чтобы поменять деньги в аэропорту, путались в курсах и монетах, показывал старые бумажные купюры — потёртые, с портретами давно мёртвых правителей, которые он хранил в жестяной коробке из-под чая. Теперь всё проще — одна валюта, одна система.