Грань. Тень вампира
Шрифт:
Катерину вдруг осеняет, и она наклоняется к Лике, шепча:
— Зои не просто так нарядилась — к дочке директора вон подмазывается. Когда она уже поймёт, что здесь без шансов?
Лика поворачивает голову и улыбается — как всегда, искренне, но молчит. Её взгляд скользит к боссу, но кажется, что она тоже где-то далеко, не здесь. Катерина отстраняется. Она не знает, что творится в душе подруги. Последнее время Лика сама не своя — задумчивая, отстранённая. На все расспросы отвечает односложно: «Всё нормально». И Катерина не лезет дальше.
Чтобы отвлечься от тоски, она вслушивается в речь босса. Тот теперь держит модель человекоподобной фигуры
— Плащ, само собой. И клыки — обязательно. Вампир всё-таки.
Слово «вампир» бьёт её как током. Пот проступает на лбу, сердце сжимается. Ночь в сквере вспыхивает перед глазами: редкие фонари, мужской крик, фигура в капюшоне, две ранки на шее. Воспоминания обрушиваются лавиной, сминают её, душат. Расчёска в траве, след на земле, голубые глаза. Всё сходится. Память возвращается, и Катерина делает для себя ужасающий вывод — это он, тот парень донёс её тогда до дома и, более того, переодел, когда её тело было без сознания.
Желудок сжимается в узел. Она вскакивает, задевая стакан с водой, стул с грохотом отъезжает назад.
— Кать! — кричит Лика, её голос дрожит от тревоги.
— Я в туалет, — бросает Катерина, удивляясь, как ровно звучат слова, и бежит к двери.
Ноги несут её через лабиринт стеклянных кабинетов. В ушах — гул, как после взрыва. В горле кислый привкус кофе смешивается с желчью. Она врывается в кабинку, едва успевая захлопнуть дверь, прежде чем тело сгибается пополам.
Желудок выплёскивает всё, что в нём было. Катерина цепляется за холодный ободок унитаза, чувствуя, как кафель под коленями превращается в зыбучий песок. В голове крутится представление: руки, срывающие с неё пиджак, рубашку, штаны... Если бы не недавно начавшийся цикл, она бы сейчас поверила в слова Зои про беременность. А что, если тот парень воспользовался её беспомощностью? Изнасиловал, пока она лежала без чувств? И он знает, где она живёт. Нужно срочно менять замки.
Она бьёт кулаком по смыву. Вода смывает кошмар, но не страх. Голова раскалывается, будто вот-вот разлетится на куски. Озноб бьёт тело мелкой дрожью. Она снова представляет те голубые глаза, и её опять тошнит. Но после этого приходит странное облегчение — как будто все воспоминания наконец встали в единый паззл и больше не раздирают противоречиями.
Память услужливо подбрасывает картинку парня, который не так давно спас Катерину от падения с разрушенного моста. Те же голубые глаза, тот же рост. В сквере было темно, лица не разглядеть, но совпадения есть. Это наверняка он. И она ещё поблагодарила его за спасение. Какая ирония.
Катерина открывает кран, подставляет ладони. Холодная вода обжигает сильнее кипятка. Она моет лицо, стирая тушь вместе с последними сомнениями. В лесу тот парень появился слишком быстро — она осматривалась, никого не было. Значит, он следил за ней. Отпечаток в сквере, внезапное спасение — всё его рук дело.
Отчаяние тянет спрятаться в угол и не вылезать, но она слишком долго здесь. Лика волнуется, босс ждёт, чтобы отчитать, Зои уже наверняка выдумала новую сплетню. Надо возвращаться.
Катерина решает пока ничего не говорить Лике. У подруги и без того что-то неладно — не стоит грузить её ещё больше. Она делает глубокий вдох, вытирает лицо бумажным полотенцем и выходит, стараясь держать себя в руках. Но внутри всё ещё дрожит тонкая ниточка страха — и предчувствия, что это не конец.
***
На следующий день Катерина ждёт мастера у входной двери, нервно постукивая ногой
Лика однажды, пока они шли на работу, упоминала магазинчик с простым названием «Всё для самообороны». От сквера направо, почти до шоссе, не доходя до моста — и он там. Катерина запомнила маршрут и теперь уверенно шагает в ту сторону. Она пока не решила, что купить. Нож? Слишком опасно для неё самой — она не умеет с ним обращаться. Перцовый баллончик? Может быть. Или что-то ещё?
Здание магазина появляется перед ней — обшарпанное, с облупившейся краской, некогда жёлтой или бежевой, теперь уже не разобрать. Катерина толкает дверь, и над головой звякает колокольчик, оповещая о её приходе. Магазин пахнет оружейной смазкой и пылью, въевшейся в деревянные стеллажи. Катерина щурится от тусклого света лампы-паука, висящей над прилавком. На стенах — арсенал из прошлого века: кастеты с зазубренными краями, ножи с рукоятями в форме черепов, арбалеты, покрытые слоем забытья. За стойкой мужчина в клетчатой рубашке, напоминающий медведя в спячке, ковыряет зубочисткой в зубах. Его глаза-щелочки следят за каждым её движением.
— Пневматика? — хрипит он, выдыхая облако табачного смрада.
Катерина качает головой, пальцы непроизвольно сжимают ремешок сумки. Взгляд скользит по витрине с электрошокерами, похожими на игрушки из фантастического фильма.
— У вас для самообороны что-то есть? — спрашивает она, тут же понимая, как глупо звучит вопрос в магазине с таким названием.
Продавец морщится, но молча лезет под прилавок. На стеклянную витрину перед ней ложатся три предмета: красно-жёлтый перцовый баллончик, небольшой нож в пластиковом чехле и чёрный фонарик. Катерина хмурится. Фонарик? Это что, шутка? Им можно разве что по голове стукнуть, как той расчёской в сквере — и то без толку. Она берёт его в руки, проверяя вес. Лёгкий, ничего особенного.
— Регулятор вверх — светит, вниз и нажать — жжёт как чёрт, — поясняет продавец, не меняя выражения лица.
Катерина берёт устройство. Холодный алюминий обжигает ладонь. Она сдвигает рычажок вверх — луч света бьёт в стену. Затем вниз, нажимает кнопку — и раздаётся зловещее жужжание, между электродами над лампочкой вспыхивает синяя молния. Её губы трогает слабая улыбка. Это оно. Невзрачное, удобное, но с характером. То, что нужно.
Она отсчитывает деньги, забирает шокер в коробке и выходит на улицу. Пока читает инструкцию — зоны поражения, время воздействия, зарядка — её толкает прохожий в костюме с кейсом. Он бурчит грубое «Извини» и спешит дальше. Катерина качает головой, убирает шокер в сумку и оглядывается.
Уличные часы показывают почти одиннадцать утра. Толпа на тротуаре колышется, словно живой организм: бизнесмены с термокружками, подростки с наушниками-лопухами, бабушка с тележкой, громыхающей пустыми бутылками
Катерина поправляет сумку на плече и замирает. У стены гастронома, в десяти метрах, стоит он — парень с моста. Руки скрещены, спина небрежно опирается на кирпичи, а голубые глаза смотрят прямо на неё. Возмущение вспыхивает в груди. Как он смеет? После всего, что сделал в сквере, он ещё и пялится?