Грань. Тень вампира
Шрифт:
Катерина срывается с места, бросаясь к нему. Он отталкивается от стены и ныряет в толпу, растворяясь в людском потоке. Она оглядывается, выхватывает взглядом его спину — чёрная кофта, капюшон опущен. Бежит за ним, но он снова ускользает. Вот он — у входа в лес. Оборачивается, ловит её взгляд и исчезает за деревьями.
Её трясёт от злости. Кажется, что парень над ней специально издевается. Ну ничего, она ему покажет. Такие, как он, должны сидеть под замком в смирительной рубашке. Рука ныряет в сумку, находит шокер. Регулятор вниз, кнопка
Деревья смыкаются над головой, поглощая городской шум. Асфальт сменяется тропой, усыпанной шишками. Воздух становится гуще от запаха хвои и прелой листвы. Боковым зрением она замечает движение впереди — он, в ста метрах, стоит под сосной, ветви которой образуют тёмный балдахин. Солнечные лучи пробиваются сквозь хвою, рисуя на его лице полосатые тени. Катерина бежит, но он снова пропадает. Это повторяется несколько раз: она догоняет, он ускользает, пока на ровной, открытой дороге он не исчезает совсем.
Злость кипит, но её перебивает страх. До дома километр, а парень где-то рядом. Что он задумал? Она замечает его снова — уже в глубине леса, за толстым стволом. Он мелькает и скрывается. Катерина замирает. Шокер есть, но людей нет — кричать бесполезно. Однако бросать всё нельзя. Он опасен. Может навредить кому-то ещё.
Она делает глубокий вдох, сжимает рукоять шокера сильнее и идёт в чащу. Ноги цепляются за кусты, ветки хлещут по джинсам, корни норовят подставить подножку. Но она шагает вперёд, готовая к чему угодно. Или почти к чему угодно.
Асфальтированная дорога полностью скрывается из виду. Катерина заходит слишком далеко в чащу, где ветви сплетаются над головой, а свет еле пробивается сквозь листву. С каждым шагом страх растёт, вытесняя жажду справедливости, что гнала её сюда. Парня больше не видно — только лес, молчаливый и бесконечный.
Тревога захлёстывает с головой, и в какой-то момент она сдаётся. Катерина разворачивается, чтобы уйти, но замирает, как вкопанная. Он здесь, стоит в нескольких шагах, скрестив руки, небрежно прислонившись к стволу дерева. Его поза расслаблена, почти вальяжна, но в этом спокойствии таится что-то пугающее. Путь назад отрезан. Она сжимает рукоять шокера в сумке так сильно, что пластик, кажется, вот-вот треснет.
— Я всё думал: когда? — говорит он, нарушая тишину. Голос ровный, без намёка на угрозу. — Остался, чтобы дождаться этого момента.
Катерина вздрагивает. Это тот голос, что звучал в сквере: «Давай я дам тебе четвертак, и ты сделаешь вид, будто ничего не видела». В ушах стучит кровь, по спине бегут мурашки.
— Совсем другой взгляд, — добавляет он и наклоняет голову, изучая её словно редкий экспонат. Чёлка падает на лоб, придавая лицу мальчишескую беззащитность. Обманчивую.
Его голубые глаза пронзают её насквозь. Сердце колотится в груди, заглушая лесные шорохи. Катерина отводит глаза и впивается ногтями в кору сосны за спиной, пытаясь вернуть контроль над дрожащими коленями.
— Ты даже до конца
Эти слова действуют как спусковой крючок. Страх уступает место гневу, возмущение вспыхивает с новой силой. Катерина резко вскидывает голову и встречает его взгляд — теперь уже твёрдо, с вызовом.
— Только псих мог укусить другого человека, — бросает она, и её голос звенит от презрения.
Он не шевелится. Даже ветер обходит его стороной, не смея шевелить пряди волос. Тишина вокруг становится плотной, неестественной — будто лес затаил дыхание.
— Хорошо, допустим, — отвечает он, чуть пожав плечами. — А как ты объяснишь состояние того мужчины? Психи могут, скажем, зомбировать других людей? — он делает паузу, словно давая ей осмыслить услышанное. — Или блокировать чужие воспоминания?
Катерину бросает в жар, пот проступает на висках. Она сглатывает ком в горле. Воинственность тает, как снег под солнцем. Вопросы бьют в цель — как иначе объяснить её провал в памяти? Но если он не псих, то кто?
— Вампиров не существует, — выпаливает она, цепляясь за здравый смысл.
В голове мелькают образы из книг и фильмов: бледные кровопийцы, боящиеся солнца, чеснока и осиновых кольев. Но этот парень стоит перед ней при свете дня, и ни один стереотип к нему не липнет.
Он коротко улыбается, обнажая зубы. С расстояния видны его клыки — чуть длиннее обычных людских, явно острые. Не бутафорские, а естественное продолжение зубного ряда, достаточно заметные, чтобы её сердце пропустило удар.
— Ты ошибаешься, — говорит он тихо.
— Такие зубы можно нарастить, — возражает Катерина, хватаясь за последний аргумент, как за спасательный круг.
Его улыбка становится шире, но теперь в ней сквозит что-то недоброе. Он отталкивается от дерева и делает шаг вперёд. Катерина отступает, инстинктивно увеличивая расстояние.
— Давай проверим, — произносит он с той же издёвкой, что звучала в сквере.
Катерина хочет огрызнуться, послать его к стоматологу, но закусывает язык. Лишняя провокация может всё усугубить. Он идёт к ней — медленно, уверенно. Она пятится, пока нога не цепляется за корень. Равновесие теряется, рука выскальзывает из сумки, шокер остаётся внутри. Она падает, но быстро вскакивает, сердце колотится в горле.
Он уже рядом. Тянется к её запястью, но Катерина отшатывается — тело помнит, чем закончился прошлый раз. Он делает ещё попытку, а она, сама того не ожидая, ловко уворачивается, обходя его сзади. Она не знает, откуда взялась эта сноровка. На его лице мелькает улыбка — не насмешливая, а с намёком на уважение. Это сбивает её с толку.
Катерина пятится, но снова спотыкается о корни и падает. Не успевает она удариться о землю, как он подхватывает её. Их лица оказываются в пугающей близости. Его голубые глаза — чистые, без того багрового отлива, что она видела в сквере, — смотрят на неё спокойно.