Граждане Рима
Шрифт:
Было уже далеко за полночь. Через несколько миль после Волчьего Шага Дама сказал:
— Надо где-то заночевать. Сегодня я больше не могу.
Нет, нет, надо ехать дальше, хотела сказать Уна, но молча кивнула.
— Я знаю где, — продолжал Дама. — В горах так много пещер, и мы думали обосноваться здесь, но это слишком близко к людям. Мы не могли доверять им.
— И правильно, — сказал Сулиен, которому тоже стало не по себе в Волчьем Шаге.
— Ну, одну-то ночку нас тревожить не будут, они считают, что здесь привидения, — сказал Дама с еле сдерживаемой издевкой.
Он
— Спать здесь слишком холодно, — весь дрожа, сказал Сулиен. Было видно, как его дыхание превращается в пар.
Дама не обратил на это никакого внимания.
— Смотрите, смотрите.
Он обвел фонарем пещеру — неровно, потому что руки его снова тряслись.
Сначала в дрожащем свете они увидели только густой слой запекшейся крови, поначалу показавшийся каким-то естественным отложением; красновато-бурые пятна и потеки испещрили бледные стены. Потом сквозь красную дымку они заметили множество отпечатков: очертания рук, ладоней, от которых словно исходило слабое свечение.
— Сколько веков прошло, — прошептал Дама. — Вот почему они думают, что здесь водятся привидения.
— Я видел нечто подобное в одном журнале, — заинтересованно начал Сулиен.
— Посмотри на их пальцы, — прервала его Уна.
Все руки были изуродованы — кривые культи, отрубленные по первый сустав, рядом с нетронутыми большими пальцами. Большие, поменьше и совсем маленькие.
— Как их много. Смотрите, — все тем же зачарованным голосом произнес Дама. — Женские руки. А вот детская, но ее не тронули. Но все остальные обрублены точно так же. У некоторых уцелело по нескольку пальцев. Как они могли выжить в те поры после такого? Должно быть, они голодали. Смотрите. Это правая рука.
Он поднял свою правую руку как мог высоко, сравнивая ее с одним из красновато светящихся отпечатков.
— Разве что кто-нибудь им помог, — нерешительно предположила Уна.
— Никто никому не помог, — негромко сказал Дама, как если бы он был там и видел все собственными глазами.
— Пальцы не обязательно должны были отрубить, — почти шепотом произнес Сулиен. — Они могли просто согнуть их, вот так. Он поднял свою руку, чтобы показать, как именно. Ему подсказал это Дама, его согнутые указательные пальцы.
Дама резко, раздраженно дернулся, он почувствовал, хотя не смог бы объяснить точно, будто Сулиен критикует или посягает на что-то ему не принадлежащее. Вернувшись
— Зачем? Это наказание. Или пытка. И они хотели показать, что с ними сделали. Дальше есть еще.
Сначала они не заметили, что за выступом пещера уходит дальше вниз черным разинутым зевом. Сулиен попятился:
— Я дальше не пойду.
Дама посмотрел на него слегка презрительно.
— Я не боюсь этого, — нетерпеливо сказал Сулиен, указывая на отпечатки, — но как насчет пещеры? Откуда ты знаешь, что она не обвалится?
И хотя он был полон решимости пойти и далее, будь в этом необходимость, древняя тьма под толщей земли заставила его отпрянуть.
— Да все нормально, я же говорил, что уже был здесь, — сказал Дама, но на самом деле ему не хотелось, чтобы Сулиен шел с ними, — он хотел поговорить с Уной наедине.
— Так или иначе, — сказал Сулиен, — становится все холоднее. Лучше остаться в машине.
— В машине будет так же холодно, если она не на ходу, так что мы разведем костер. А снаружи света не будет видно.
Но, сказав это, Дама не повернулся к выходу, явно не собираясь искать хворост, напротив, стал карабкаться в отступавшую кромешную тьму. Фонарь оставался у него, и, вероятно, исключительно повинуясь инстинкту следовать за светом, Уна сделала как он хотел и пошла за ним.
— Уна, — предостерегающе сказал Сулиен.
— Все будет в порядке, — ответила она.
Сулиен постоял с минуту в темноте, а потом побрел обратно к машине, посмотреть, не забыли ли они зажигалку, и потому что ночное небо показалось ярким по сравнению с темнотой, обступившей его со всех сторон, как только унесли фонарь.
Дама передал фонарь Уне, отчасти чтобы она сама выбирала, на что смотреть, отчасти потому что у него заныли руки. Они подошли к самому краю ровного темного пространства; сырой низкий потолок нависал над их головами, убегая вдаль, насколько хватало света; стен было не видно, так что могло показаться, будто они очутились под скалистым небом, под одним из многих слоев пустой породы или между страницами каменной книги. Сырой пол был изборожден проточенными влагой канавками, похожими на мягкую рябь влажного песка на морском берегу, но на самом деле они оказывались твердыми и не рассыпались под ногами.
Уна последовала за Дамой в маленький донжон, или храм, кровлю которого поддерживала миниатюрная колоннада поднимавшихся с пола сталагмитов; стены были покрыты еще более густым слоем запекшейся крови с темными отпечатками растопыренных пятерней, видневшимися по всей каменной поверхности; в сводчатой нише, где могло бы стоять изваяние бога домашнего очага, появился выступивший из черной тьмы беспалый отпечаток узкой женской ладони.
— Что же тебе здесь нравится? — спросила Уна.
— Нравится? — Дама был поражен, ему и в голову не приходило, что это место может нравиться, только что оно было важным и его стоило осмотреть. — Не знаю. Мне кажется… если ты увидел это, то сможешь понять… сможешь понять, что…