Граждане Рима
Шрифт:
Пока Дама не заговорил, Уна не понимала, насколько он разгневан, и ей показалось странным — идти рядом с человеком, буквально кипевшим, как чайник, и не почувствовать этого.
— Ублюдок, — сказал Дама сквозь зубы. — Подонок, подлец. И как он только посмел замахнуться на такое? Как посмел прийти сюда и притворяться, что ему сломали жизнь? Наверное, считает себя умником, че-ло-ве-ком! Да, должно быть, наловчился. Ты только подумай, ведь он говорил все это, потому что знал, что такое бывает, а ему хоть бы хны! — Дама сглотнул, явно упрекая себя за то, что
— Да.
— Пистолет?
— Не думаю.
— Уже кое-что, — сказал Дама. Затем, ровным голосом, он добавил: — Значит, оно ему и не нужно. Толкового парня прислали. Наверное, вояка, прошел обучение. Верно говорю?
Уна кивнула.
— Значит, хорошо владеет ножом, а может, и без него обходится.
Мелкими шажками, ковыляя, он дошел до фонтана и вернулся. Коротко сказал:
— Я тоже нож прихватил.
Уна промолчала.
— Заведем его в лес. Так он хоть ничего ждать не будет. По-моему, другого выбора у нас нет.
— Ты не сможешь, — пробормотала Уна. — Как же твои руки?
— Да, — сразу согласился Дама. — Прости. — Он снова отвернулся, пробуя руки, глядя на онемевшие пальцы правой с такой ненавистью, какую не чувствовал с того момента, как в ущелье появился Сулиен. — Прости, — мягко повторил он. — Но я не хочу, чтобы ты это делала. Вообще не хочу, чтобы ты была возле него.
Уна не могла до конца понять, почему ей это так противно. Запертая на черной лестнице кабака в Волчьем Шаге, она боялась того, что может сделать, если ей развяжут руки, непреоборимого чувства собственной правоты, которое ничто не могло остановить. Чувство это все еще было в ней живо, так что об него можно было ненароком обжечься, как о раскаленную плиту. Но она по-прежнему стояла не шелохнувшись, в упор глядя на Даму, спокойная, словно все это ее не касалось.
Возможно, она все еще чувствовала нечто вроде жалости к человеку погибающему, как в романе. Ибо не только не хотела сама делать этого, но не хотела, чтобы это вообще случалось.
— Но он пока еще ничего не сделал, — наконец внятно произнесла она.
Дама беспокойно вздохнул:
— А тебе бы хотелось, чтобы он уже что-то сделал?
— Конечно нет.
— Уна. Это тяжело, но ты не должна винить себя из-за него. Он сам явился за этим. Он вынудил нас, он не должен был сюда приходить. И это разумно, что мы защищаемся.
— Марк, — сказала Уна все тем же отрешенно упавшим голосом. — Он пришел за Марком.
Если бы образ ядовитого острия, приближающегося к руке Марка, был реален; если бы Тазий приблизился к нему, чтобы осуществить свой замысел, и, если бы она, Уна, оказалась там и воочию увидела, что происходит, — тогда другое дело, тогда ничего иного бы не оставалось. Он близко, подумала она, но эта близость измерялась милями, а не дюймами, не расстоянием вытянутой руки.
Дама снова нетерпеливо кашлянул.
— Ладно, — сказал он. — С чего начали, тем и закончили. В любом случае такому, как он, не место в жизни.
— Да.
— Поэтому, — повторил Дама, — у нас и нет иного выбора.
— Да.
Впрочем, произнося это, она представляла себе все очень и очень смутно. Они снова замолчали. Уне действительно не хотелось убивать теплое тело, которое вот сейчас, сию минуту, ело и пило в кабаке, невиновное ни в роковых поворотах истории, ни в злых умыслах, не отвечающее за мысли своего хозяина.
Она заметила гараж Пальбена, и у нее само собой вырвалось:
— Можно взять машину Пальбена.
— Зачем? Ты что, водить умеешь?
Уна виновато, со стыдом покачала головой.
— А ты?
— Раньше умел, — горько произнес Дама.
— А теперь?
Дама помолчал, попробовал вытянуть руки, потянуть на себя.
— Даже если бы я смог… — начал он, растягивая слова.
— Мы могли бы его увезти. Куда-нибудь далеко-далеко и просто бросить. Что бы он тогда стал делать?
— Даже если бы я смог, все равно это выглядит неправдоподобно, — ответил Дама. — Если бы понадобился водитель, разве бы стал Делир посылать кого-нибудь с такими руками?
— Но когда мы только встретились, я тоже сначала ничего не поняла, а теперь тебе намного лучше, — взмолилась Уна. — Он ничего не заметит.
— Да… — пробормотал Дама, вдруг как-то странно внутренне переключившись. — Может, и не заметит. — Он нахмурился. — Тогда мы окажемся с этим убийцей на равных.
— Знаю, — ответила Уна. — Но он здесь. И тут уж ничего не поделаешь..
Отчасти это был просто страх перед ней.
Надо его преодолеть, твердил себе Марк. Он был в домике Зи-е, разглядывал карточки. Просто перестань об этом думать. Но даже если это получится, то что потом?
Она не знала, что творится там, далеко, всякое могло случиться. Марку вообще не хотелось раздумывать, он хотел следовать за ней. Ты мог бы, подумал он. Почему бы и нет? И все возможные благоразумные предостережения казались трусливыми, глупыми и несуразными. Марк впервые понял, что, когда в последнее время думает при разговоре, что случалось нередко, тот, другой голос, уже больше не принадлежал ему или кому-то из родителей, как бывало прежде. Дело было даже не в том, что он всегда мог с уверенностью предсказать, что она скажет, просто все зримое, слышимое, осязаемое было ею. Разумеется, и голос должен был принадлежать Уне.
Зи-е терроризировала унылого Тиро, который даже не заглянул в листки с иероглифами, выписанными ею для него между занятиями. Когда она сказала, что у нее не хватает терпения, Марк не поверил. Она всегда отличалась таким самообладанием. Однако затем он был потрясен ее ледяным гневом и тем, как буквально каменеют ее жертвы. Тиро, двадцатипятилетний увалень, согбенно ерзал, уставившись в пол, губы его побелели.
— Продолжай. Скажи мне, в чем проблема! — прошипела Зи-е. — Зачем ты сюда явился? Тебе что, родного языка мало?