Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.
Шрифт:
В решительную поддержку этой идеи был подан один очень влиятельный голос – Рамона Серрано Суньера, зятя генералиссимуса, который, будучи лидером молодежи CEDA, в начале 1936 года привел движение к слиянию с фалангой. Способный и честолюбивый юрист Суньер в феврале бежал из республиканской Испании. С помощью гуманного доктора Мараньона ему удалось добиться перевода из тюрьмы в туберкулезный санаторий, а уж оттуда совершить побег. Он прибыл в Саламанку, полный страшных историй об Образцовой тюрьме, где был свидетелем расстрела своих друзей Фернандо Примо де Риверы и Руиса де Альды. Ненависть Серрано Суньера к республиканцам обострилась после того, как два его брата пали от их рук. Он всегда утверждал: они погибли потому, что французское посольство отказало им в убежище. Поэтому Серрано испытывал особую неприязнь к Франции, которая подкреплялась его откровенным презрением к демократии. От политика CEDA, которым он когда-то был, мало что осталось. Этот денди с рано поседевшей шевелюрой и голубыми глазами – редкость в Испании – оказывал большое влияние на своего зятя. Влияние Николаса Франко постепенно сходило на нет, и наконец он без шума был отправлен послом в Португалию. Немалая доля политических успехов Серрано Суньера
Тем не менее в то время у Серрано вообще не было никакой официальной должности. Но с момента его появления в Саламанке Франко стал его использовать как своего политического советника. Кроме того, Серрано сразу же стал заниматься поисками теоретического и, если возможно, идеологического обоснования нового националистского государства. Он беседовал с монархистами, фалангистами, церковниками и генералами. Встречался с кардиналом Гомой, графом Родесно и генералом Мол ой, затем отправился на прогулку с Франко в саду епископского дворца в Саламанке. Серрано рассказал генералиссимусу, что все его встречи и разговоры привели к выводу: ни одна из партий, существующих в националистской Испании, не отвечает потребностям момента. Но в любом случае что-то надо делать. Основа существующей власти – это армия. Но «государство чистой силы», сказал он, долго не просуществует. Национальное движение сформировалось как чисто негативная реакция на преступную слабость республиканского правительства и угрозу коммунистической революции. Но возвращение к парламентскому правительству невозможно. «В других местах, благодаря ряду продуманных договоренностей и обычаев, демократия может принести хорошие результаты. Но в Испании в полной мере было доказано, что здесь демократия может существовать только в форме бессмысленно жестокого, готового взорваться государства, ибо это самоубийственная форма правления»7. Но, вне всяких сомнений, существует возможность создания государства, свободного от всех условностей и обязательств, государства воистину нового, единственного такого вида, которое может появиться. Разве положение Испании в 1937 году не напоминает во многом то самое, которое было в XIV веке при начале правления католических королей?8
Такими речами Серрано соблазнял генералиссимуса во время прогулок. Тем временем Франко занимался изучением уставов и положений фаланги, членом которой он, конечно, не был. Он анализировал речи Хосе Антонио и Виктора Прадеры, теоретика карлистского движения, который, как и Антонио, был расстрелян на территории республики. Тем не менее создание статута, объединяющего карлистов и фалангу и в самом деле сливающего все партии, поддерживающие националистов, в одно движение, было бы отложено, не случись в Саламанке в начале апреля некоторых довольно любопытных событий.
Дело в том, что группа фалангистов правых взглядов, которые возглавляли прерванные переговоры с карлистами, составила заговор с целью свержения Эдильи, временного главы фаланги. С этой целью 16 апреля Национальный совет фаланги избрал новый триумвират. В него входили Санчо Давила (лидер правой группы) и два приятеля Эдильи Хосе Морено и Агустин Аснар. Новым генеральным секретарем движения стал Рафаэль Гарсеран. Эдилья, оставшийся в неопределенном положении временного главы движения, медлил и колебался. В тот же вечер Франко принял триумвират вместе с новым генеральным секретарем и вежливо попросил воздерживаться от насилия. Позже, в середине ночи, вокруг домов Санчо Давилы и Гарсерана в Саламанке начались волнения. Вооруженные молодые люди открыли огонь. Действовали ли они по указанию Николаса Франко, или Эдильи, или кого-то еще, так и осталось неизвестным. Но это происшествие дало повод для ареста Санчо Давилы и Гарсерана, которые были обвинены не только в попытке свергнуть Франко, но и в переговорах с Прието. На следующий день Национальный совет фаланги подтвердил, что поддерживает Эдилью. Но теперь и Франко перешел к решительным действиям. Он выслал указания главам всех региональных организаций фаланги впредь подчиняться только его приказам. Эдилья наконец поддался на провокации и стал действовать. Ближайшие друзья убедили его, что этот акт Франко означает конец фаланги9. Он, в свою очередь, разослал телеграммы, требуя, чтобы лидеры фаланги на местах исполняли только его приказы. Кое-кто из его сторонников, так называемые «Старые рубашки», подготовили демонстрации в поддержку Эдильи. Кроме того, они предложили организовать хунту, членами которой станут Пилар Примо де Ривера, сестра Хосе Антонио, и генерал Ягуэ, хотя оба они отказались принимать в ней участие. Глава отделения фаланги в Заморе, которому была адресована одна из телеграмм Эдильи, проинформировал Франко обо всем происходящем. И когда Эдилья явился в штаб-квартиру Франко, чтобы изложить условия, при которых он и в дальнейшем будет поддерживать движение националистов, то был арестован. Двадцать «старых рубашек» оказались под стражей. Всем фалангистам, где бы они ни находились, было запрещено показываться в Саламанке. Франко воспользовался этой возможностью, чтобы выпустить указ о создании новой партии, объединившей фалангу и карлистов, с пышным пространным названием «Испанская фаланга традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления». Главой новой партии, конечно, стал генералиссимус, хотя он никогда не был ни фалангистом, ни карлистом. Родесно и его более умеренные карлисты, проявив абсурдное отсутствие предусмотрительности, выразили свое согласие – хотя и без большого энтузиазма10. Их три радиостанции были закрыты. Ни к Фалю Конде, ни к карлистскому регенту Ксавьеру Бурбон-Пармскому Франко не обращался за консультациями. Пожилая вдова старого дона Альфонсо Карлоса (она и сама была ветераном
А как же вел себя генерал Мола, командир Армии Севера, старый заговорщик из Памплоны? Он присутствовал на балконе штаб-квартиры Франко в Саламанке, когда оглашался декрет об объединении карлистов и фалангистов. Но выразил свое беспокойство лишь по поводу огромной власти, которую Франко ныне сосредоточил в своих руках, и неточного использования в тексте указа некоторых глаголов. Кейпо де Льяно также прибыл из Севильи и объявил о своем согласии, хотя, как можно предположить, без большой охоты. Тем временем Эдилья был приговорен к смертной казни «за мятеж», хотя позже этот приговор был заменен пожизненным заключением11. Серрано остался на той же позиции, которую он и без того занимал и, по настоянию Франко, стал генеральным секретарем нового движения. Все время он координировал и сглаживал противоречия между различными течениями в движении; особое его внимание привлекали несколько возмущенных фалангистов, которые остались на свободе и собирались в гостиной дома Пилар Примо де Риверы в Саламанке. Ортодоксальные монархисты вскоре тоже влились в новую партию12.
Франко, без сомнения, считал, что поскольку у Серрано нет сторонников, то он всем обязан исключительно ему, Франко, и им будет легко манипулировать. И действительно, споры между ними стали возникать лишь только к концу Гражданской войны. Серрано, продолжая оставаться в одиночестве, был полон недоверия и страха. Придерживался ли он явной прогерманской ориентации? Вряд ли, поскольку ему было известно, что немецкий посол в Испании испытывает к нему ненависть. Фаупель считал, что фашистский лидер в Испании должен иметь пролетарское происхождение.
Свои взгляды Серрано изложил десять лет спустя, когда был опозорен и отставлен от дел. Новое государство, которого никогда ранее не существовало и которое он с таким воодушевлением описывал своему родственнику, конечно же «отвечало понятию авторитарного, уникального типа современного государства, которое соответствует сложившимся обстоятельствам. Единственная форма организации общества, которая может взять на себя задачу переобучения и реорганизации, необходимых для политической жизни в Испании. Может, своей внешней формой это государство и будет напоминать режимы, уже принятые другими людьми, но принципы, скрытые этими формами, и дух, которому они подчиняются, меняются от человека к человеку. Как в тоталитарной России, тут может быть кардинальное расхождение между государством и его подданными. Форма может, как в случае с Германией, иметь аморальный характер. Но в то же время у нас нет ничего общего с этими доктринами. Наши взгляды исходят из национальной традиции и конфессиональной веры. Мы отрицаем политический релятивизм и политический агностицизм. За этими пределами остается обширное поле для сомнений и дискуссий, есть неизменные истины и убеждения, из которых состоит политическая жизнь и которые ограничивают действия правительства. Есть великие и неизменные принципы, которые влияют на вопрос, «быть или не быть» стране и всему цивилизованному обществу». Таковы были идеи человека, который среди разрозненных групп королевских генералов, обожателей Германии и Италии, епископов и старых политиков, был совестью националистской Испании во время Гражданской войны.
Фаупель и итальянский генерал Роатта встретились, чтобы обсудить развитие событий. Роатта считал, что, пока Германия и Италия не вмешаются, чтобы оказать решительное воздействие на ход операций и на все испанское общество, войну выиграть не удастся. К тому времени Фаупель передал Франко переложение для Испании немецких законов о труде. Он дал ему понять, что надо начинать социальное законодательство, и предложил в его распоряжение «социальных экспертов». Данци, представлявший в Испании итальянских фашистов, вручил Франко набросок конституции для Испании, сделанный по итальянской модели. Но генералиссимус не обратил внимания ни на Фаупеля, ни на Данци. Серрано добавил, что и эти предложения, и их вдохновители (особенно нацистская группа при немецком посольстве) могли быть приняты более благожелательно, если бы они взяли на себя труд перевести свои слова на испанский язык.
Между тем 20 апреля в Бискайе началось новое наступление националистов. Когда артиллерийская и авиационная подготовка прекратились и баски на передовой линии стали подниматься из глубоких окопов, в тылу у себя они услышали пулеметные очереди. И снова, как при Очандиано, раздались крики: «Мы отрезаны!» Многие из защитников отступили, пока еще у них была такая возможность. Перед деревней Эльгета между холмов Инчорты были выкопаны глубокие надежные траншеи. Закрепившись в них, баски под командованием майора Белдаррана успешно отразили атаку. Но к тому времени два батальона CNT покинули линию фронта, скорее всего, чтобы путем такого шантажа побудить басков предоставить им места в правительстве. Это дезертирство привело к разгрому. Все командование басков мечтало лишь о том, чтобы успеть отступить к окопам «железного кольца». Непрестанные бомбардировки блокировали дороги, передвигаться по которым стало невозможно. Генеральный штаб в Бильбао проявил слабость и расхлябанность, которые вызвали обвинения в предательстве. К 24 апреля все высоты в этой части фронта, на которые шло наступление, пали под натиском генерала националистов Гарсиа Валиньо. Белдаррану пришлось отступить со своих хорошо укрепленных позиций у Эльгеты. Воцарилась атмосфера хаоса. Артиллерия не знала, по каким целям вести огонь. Траншеи постепенно пустели. Через шесть дней после возобновления наступления Молы полное поражение басков стало неизбежным.
1 Рассказ об этом происшествии будет трудно понять, если не знать, что английский торговый флот осуществлял большую часть поставок в Испанию и из нее. Британский экспорт в Испанию резко сократился в 1937 году: вывоз угля на 37 процентов, станков и машин на 90 процентов, автомобилей на 95 процентов, столовых приборов на 90 процентов (данные по всей Испании, поскольку в статистических данных Торговой палаты одна Испания не отделялась от другой). Тем не менее импорт из Соединенного Королевства возрос, особенно орехов и картофеля.