Гражданская война
Шрифт:
– - Пожалуйста, всего две минуты -- и месье примет вас.
Мне недолго пришлось наслаждаться уютом небольшой гостиной и комфортом мягкой кожаной мебели. Мария Стюарт, сидевшая напротив за столом с двумя тумбами из светлого дерева, услышав по селектору тонкий голос шефа, тотчас пригласила меня пройти в кабинет.
И вот дверь за мной закрылась. В просторной комнате царил полумрак, окна были зашторены, вдоль стен стояли темные шкафы, и только в углу на столе, еще более громоздком, чем у секретаря, горела настольная лампа, освещая довольно тривиальное лицо, смотревшее на меня поверх очков с толстенными
– - Прошу вас, прошу, -- скрипучим голосом, словно подстегивая меня, произнес Роже Шали. Но я не торопился, мои ноги ступали по мягкому ковру, и я с любопытством рассматривал тщедушного, низенького, высохшего человека, старше пятидесяти, тонувшего в огромном кресле и похожего на мелкого клерка, растратившего всю свою жизнь на переписывание бумажек.
– - Итак, -- нетерпеливо произнес Роже Шали, поглаживая хилой рукой по своим реденьким белесым волосам, -- ваше имя Морис де Санс... Что привело вас ко мне?
– - Все началось со звонка моего давнего приятеля Вильяма Скотта, он предложил мне проехаться за город...
Я поведал ему далеко не все, умолчав едва ли не о самом главном, о том, что происходило в замке, но именно это и интересовало Шали.
– - Итак, в замке вы не были... Или были?
– - Мы просто не рискнули... У моста мы стояли, наверное, с полчаса, или больше, пока не пошел дождь...
– - И потом увидели мотоциклистов и поспешно ретировались...
– - Да, именно так.
По-видимому, я не убедил его в своей откровенности.
– - Мсье де Санс. Вы сами пришли ко мне и поэтому правила игры устанавливаю я: или вы говорите со мной, как на исповеди у священника, или мы с вами расстаемся, -- твердо заявил детектив.
Думаю, вы понимаете, как трудно было мне решиться на рассказ о гильотине! Пауза затянулась...
– - Речь идет об "Адаме и Еве"?
– - ошеломил меня своей догадливостью и осведомленностью Роже Шали.
– - Да.
Теперь держать паузу настал черед детектива. Он снял очки, достал из нагрудного кармана пиджака сверкающий белизной, с золотой ниткой, платок и принялся тщательно протирать стекла, затем поднял на меня подслеповатые глаза и подвел итог:
– - Это обойдется вам в 500 тысяч франков... И я найду для вас убийцу Анри и тех, кто охотится за вашу дочь...
Сумма была огромная, но торговаться не имело смысла...
– - Когда мне прислать счет?
– - Наличными! Половину в течение трех дней, половину после завершения дела.
25.
Последующие две недели прошли относительно спокойно. Хотя у палаты Патриции по-прежнему дежурил полицейский, я, ни на кого не надеясь, все дни был рядом с дочерью. Ночами меня сменял Карл, он пристроился в соседней палате. Я же уезжал домой.
Дважды или трижды я ночевал у Филидора. И, надо сказать, что, время проведенное со старым другом, укрепило мой пошатнувшийся было после всех потрясений дух. Казалось, среди ночи, на которую стала похожа моя жизнь, забрезжил рассвет, и я радовался избавлению от долгого сна.
Во второй день пребывания Пат в больнице вновь приезжал Скотт, но, столкнувшись с весьма прохладным с ее стороны отношением к нему, уехал он очень быстро и больше не давал о себе знать. Что-то произошло и между двумя подругами -- Элен и Пат. Они долго о чем-то спорили,
Итак, спустя две недели, в уик-энд, неожиданно объявился Рейн. Было шесть часов утра. Я принял его в домашнем халате и тапочках на босу ногу, провел к себе в кабинет, и только тогда, окончательно проснувшись, заметил, насколько он осунулся, похудел -- на изможденном лице его лишь горели глаза и выделялся заострившийся нос.
"Да, он болен, и тяжело!" -- подумал я.
– - Я плохо выгляжу?
– - спросил Рейн, верно читая мои мысли.
– - Неважно, -- уклончиво отвечал я.
– - Все чертовски банально: мне необходимо соблюдать режим и диету, а эти господа не изверги, но и не из благотворительной организации...
– - Рассказывайте, все по порядку.
– - О чем... Рассказывать нечего. Помню удар по голове, а после яркий свет в лицо. Когда я очнулся дома, оказалось, что прошла неделя, еще неделю я зализывал раны...
– - Вас пытали?
– - Нет, нет... это я так, образно, о ранах... Все дело в язве. Но не будем терять время. Я нашел Томашевского, -- Рейн выжидательно заглянул мне в лицо, затем, будто куда-то опаздывая, сказал скороговоркой:
– - Он живет на NN, живет один, при этом пьет безбожно.
– - О профессоре вы сообщили еще тогда, -- заметил я, -- труднее было найти бар, из которого вы звонили.
– - Убейте меня, ничего не помню.
– - Но это не все: совершенно случайно я наткнулся на Томашевского и вечером того же дня нанес ему визит, правда, не оговаривая его предварительно. Увы, ничего нового, касающегося нашего с вами дела. Он назвал Скотта жуликом, как-то еще, весьма нелестно. О Рейне же, вашем отце, я не спрашивал, не получилось, наверное, я просто неважный сыщик. И все же о самом Томашевском я узнал немало интересного. Не исключено, что все эти годы он находился под колпаком у спецслужб, и стоило вам приблизиться к нему, как вас тут же взяли в оборот. Хорошо еще, что все обошлось.
– - Почему тогда эта участь миновала вас?
– - Одно из двух: либо мне повезло, либо они не хотят связываться с Куеном.
– - С Куеном?
– - спросил Рейн.
– - Старая история, которой интересуется Интерпол, но так или иначе касающаяся Томашевского
– - Неужели снова тупик, -- обхватив руками голову, опустив глаза в пол, пробормотал Рейн. Мне даже показалось, что он задремал, так надолго он замолчал и таким ровным стало его дыхание. Не скоро я вновь услышал его голос, он говорил с надрывом.