Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Белох Юлиус

Солон имел полную возможность удержать в своих ру­ках власть, которую ему вручили для проведения реформ, и сделаться афинским тираном. Он не захотел воспользоваться своим положением; но этим он только замедлил, а не оста­новил течение обстоятельств, толкавшее и Афины в объятия тирании, потому что созданный им государственный строй, как это обыкновенно бывает при компромиссах, не удовле­творил собственно никого, кроме самого законодателя. Важ­нейший недостаток этой конституции состоял в том, что она принимала в расчет только поземельную собственность и тем совершенно устраняла класс ремесленников, демиургов, от участия в государственном управлении, несмотря на то, что этот класс приобрел уже огромное значение в экономи­ческой жизни страны и что это значение с каждым днем воз­растало. Брожение внутри государства возобновилось. Уже в 590 г. не состоялись выборы архонтов, что повторилось и четыре года спустя; вскоре после этого архонт Дамасий сде­лал попытку удержать власть дольше законного срока, т.е. низвергнуть конституцию и провозгласить себя тираном. Однако его попытка не удалась: после

двухлетнего господ­ства (582 — 580 гг.) Дамасий был свергнут и Афины снова вернулись к сословному строю, с той только разницей, что теперь доступ к государственным должностям был открыт и мелким землевладельцам и демиургам. Были выбраны де­сять архонтов — пятеро из эвпатридов, трое из крестьян, ос­тальные два из демиургов; но эта реформа держалась лишь очень короткое время. Революция продолжалась, поддержи­ваемая главным образом раздорами среди самой аристокра­тии. Одна из могущественнейших фамилий, Алкмеониды, отделилась от большинства знати и стала во главе недоволь­ных народных масс. Главную поддержку они нашли в жите­лях прибрежной части Аттики по ту сторону Гиметта, так называемой Паралии; отсюда и название партии „Паралии" Противную партию составляли богатые землевладельцы Афинской равнины со своими приверженцами, так называе­мые Педиеи.

Исход этой борьбы решил Писистрат, происходивший из очень знатной семьи, которая вела свой род от Нестора. Но еще более, чем своему знатному происхождению, он был обязан собственным военным успехам. Ему удалось отнять у мегарцев остров Саламин, на который Афины издавна заяв­ляли притязания, и даже завоевать Нисею, гавань Мегар, ко­торая, впрочем, была возвращена после заключения мира. Эти успехи доставили ему широкую популярность, и в осо­бенности мелкое крестьянское население так называемой Диакрии, противолежащей Эвбее части Аттики, было преда­но ему душой и телом. Общий интерес сблизил его с Алкмеонидами; глава этого рода Мегакл отдал за него свою дочь, и соединенными силами им удалось отнять у педиеев управ­ление государством. Для охраны его личности от покушений противников Писистрату было разрешено постановлением Народного собрания набрать отряд телохранителей; тогда он сбросил маску, завладел Акрополем и стал, таким образом, владыкой Афин, тираном (около 560 г.). Это, конечно, не входило в расчеты Мегакла; он примирился теперь со свои­ми старыми противниками, педиеями — тем более что брак его дочери с Писистратом остался бездетным. Против этой коалиции тиран не мог устоять. Он удалился в изгнание, сначала на фракийское побережье, затем в Эретрию; его имения в Аттике были конфискованы, и свобода, казалось, была еще раз спасена.

Однако Писистрат и теперь не отказался от своих пла­нов. Во многих частях Эллады у него были могущественные друзья, которые доставляли ему обильные денежные средст­ва для вербовки наемников. После десятилетних приготов­лений он высадился в Марафонской бухте, на берегу пре­данной ему Диакрии. Здесь в его лагерь стали стекаться со всех сторон его единомышленники; скоро он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы двинуться на Афины. У храма Афины в Паллене, близ северного склона Гиметта, он встретил войско афинской знати; оно потерпело полное по­ражение, и победитель беспрепятственно вступил в столицу. Вожди противной партии, преимущественно Алкмеониды, удалились в изгнание.

Писистрат оставил в силе конституцию Солона и забо­тился только о том, чтобы выборы падали, по возможности, на его родственников и приверженцев; начальство над воен­ными силами он, разумеется, оставил за собою, а в Акрополе держал гарнизон из своих наемников. Он усердно поощрял земледелие, устраивал дороги и водопроводы, украсил город великолепными постройками, как, например, храмами Афи­ны Паллады на Акрополе и Зевса Олимпийского у Илиса. Главные два празднества позднейших Афин, Большие Панафинеи и Большие Дионисии, были учреждены Писистратом. Тогда в первый раз начали ставить на сцене трагедии, и пер­вые поэты и композиторы того времени, как Симонид, Анакреонт, Jlacoc из Гермионы, были с почетом приняты при дворе афинского тирана. Орфический пророк Ономакрит также находился в дружеских отношениях с сыном Писистрата Гиппархом.

Но самую блестящую сторону правления Писистрата составляла его внешняя политика. Он доставил Афинам влияние на Делосский храм Аполлона, сделавшийся в тече­ние VII века общею племенной святыней ионийцев по обе стороны Эгейского моря; правителем Наксоса, самого боль­шого из Кикладских островов, он сделал своего друга Лигдамиса. Далее, Писистрат обратил свои взоры на Геллес­понт, важнейшую торговую дорогу греческого мира, обла­дание которою все более становилось жизненным вопросом для Афин. Он занял здесь город Сигейон при устье Скамандра и отстоял его в многолетней войне против Митилены. Около того же времени афинянин Мильтиад из старинного аристократического дома Филаидов основал себе княжество во фракийском Херсонесе, на противолежащем Сигейону европейском берегу Геллеспонта. Очевидно, что это пред­приятие могло удаться только при содействии Писистрата; если на родине Мильтиад был его политическим противни­ком, то в Херсонесе его собственные интересы заставили его примкнуть к афинскому тирану. Писистрат уже во время своего изгнания укрепился на южном берегу Фракии, у ниж­него течения Стримона, где позже был основан Амфиполь; он удержал эти владения и по возвращении в Афины и из рудников Пангея извлекал часть финансовых средств, нуж­ных для его предприятий. Таким образом, Писистрат повсю­ду наметил направление позднейшей колониальной полити­ки Афин и положил первое основание морскому могуществу своего города.

Но несмотря на весь этот блеск, афиняне не могли за­быть, что расцвет

их города куплен ценою свободы; правда, у них был хороший господин, но все же это был господин. Впрочем, пока Писистрат был жив, не обнаруживалось ни­какой оппозиции: только когда умер старый правитель (по преданию, в 527 г.) и власть перешла к его сыновьям Гиппию и Гиппарху, началось революционное движение. Во время Больших Панафиней летом 514 г. Гиппарх пал жерт­вой заговора; но Гиппий спасся от кинжала убийц, и бли­жайшим последствием неудачного покушения было только то, что тирания сделалась еще более тягостной. Однако на­род сохранил благодарное воспоминание об этом подвиге, и когда спустя несколько лет Афины освободились от тира­нии, — тираноубийцам Гармодию и Аристогитону были воздвигнуты на площади медные статуи и их потомки удо­стоены высшей почести, какую только могло оказать госу­дарство гражданину, — именно пожизненного участия в обе­дах в Пританее. И долго еще в Афинах на праздничных пиршествах раздавалась песнь свободы: „Я хочу нести меч в миртовом венке, как Гармодий и Аристогитон, когда от их руки пал тиран и они завоевали для афинского народа сво­боду и право"

Теперь начали действовать и аттические эмигранты; от­ряд изгнанных эвпатридов завладел Лейпсидрионом, укреп­ленным пунктом у южного склона Парнета. Но народ остал­ся спокойным, Лейпсидрион пал, и много доблестных людей погибло за свободу. Однако Алкмеониды не были обескура­жены этой неудачей; не будучи в состоянии собственными силами свергнуть тиранию, они стали искать помощи на стороне. Даже в изгнании они располагали значительными денежными средствами, которые дали им возможность, по­сле пожара Дельфийского храма, взять на себя возобновле­ние его и при этом сделать больше, чем они были обязаны по контракту. Этим они привлекли на свою сторону дель­фийских жрецов и вообще Амфиктионию, и оракул употре­бил теперь все свое влияние, чтобы побудить Спарту к вме­шательству в дела Аттики. Но и собственные интересы Спарты побуждали ее стремиться к тому, чтобы подчинить могущественные Афины своему влиянию, — тем более что Писистратиды находились в дружественных отношениях с Аргосом. Поэтому спартанцы послали войско против Гиппия; но на помощь последнему подоспела фессалийская конница, и благодаря этому подкреплению ему удалось раз­бить наголову высадившихся при Фалере спартанцев в про­гнать их обратно к их кораблям. Спарта принуждена была напрячь все свои силы. Царь Клеомент повел пелопоннес­ское союзное войско через Истм, одержал победу над фессалийскими всадниками и вступил в Афины, где запер Гиппия в Акрополе. Спустя несколько дней тиран капитулировал под условием свободного отступления; он удалился в свое геллеспонтское владение Сигейон, где правил с тех пор в качестве персидского вассала. Афины были свободны (510 г.).

До сих пор аттическую аристократию объединял гнет тирании; теперь опять стали возобновляться старые раздоры. Главная заслуга в свержении тирана принадлежала Алкмеонидам, к которым поэтому и перешло вначале управление государством. Во главе этого рода стоял в то время Клисфен, сын того самого Мегакла, который был сначала союзником, а потом смертельным врагом Писистрата и умер в изгнании. Это был очень даровитый государственный человек, похо­жий на своего деда по матери, сикионского тирана, имя ко­торого он носил (выше, с.273). Народная политика была тра­дицией в его фамилии; теперь же она была особенно необ­ходима ввиду того, что Писистратиды все еще обладали в Афинах сильной партией. Поэтому Клисфен приступил к реформе государственного устройства в демократическом духе как к единственному средству предотвратить восста­новление тирании, и в то же время упрочить свою собствен­ную власть против происков многочисленных знатных ро­дов, которые, ничему не научившись и ничего не забыв, стремились к восстановлению аристократического строя.

Итак, прежде всего Клисфен должен был сломить ту ор­ганизацию, на которой до сих пор главным образом основы­валось влияние этих родов. С этою целью он ввел в Аттике новое политическое деление. Прежние родовые филы, суще­ствовавшие с незапамятных времен, были уничтожены, их заменили десять новых, местных фил, причем каждый граж­данин был причислен к той филе, в области которой он жил в момент преобразования. Таким образом, большие знатные роды, из которых каждый раньше принадлежал целиком к одной какой-нибудь филе, теперь должны были раздробить­ся, и в высшей степени затруднялась совместная деятель­ность их членов. И действительно, цель оказалась вполне достигнутой: уже в ближайшем поколении роды, как тако­вые, теряют всякое политическое значение, между тем как до этого времени именно они составляли главный фактор в партийной жизни Аттики. В то же время было принято в число граждан множество иностранцев, живших оседло в Афинах (метеки), и даже вольноотпущенных рабов, что, ко­нечно, содействовало усилению демократического элемента.

Новые филы были названы по именам наиболее знаме­нитых отечественных героев: Эрехтея, Эгея, Кекропа, Эанта и других. Каждая фила в свою очередь распадалась на не­сколько общин — демов, из которых каждая состояла из од­ной деревни или местечка Аттики; только столица и второй после нее по величине город страны, Браврон, были разде­лены на несколько демов, очевидно, с целью предотвратить возможность образования из них государств в государстве. С этой же целью в одной и той же филе соединены были демы из различных частей Аттики; так, например, Элевсин, Пирей и Азения у Суния принадлежали к филе Гиппотонтида, Ма­рафон и Фалер к филе Эантида; Афины и их ближайшие ок­рестности были разделены между всеми 10 филами. Этим была предотвращена опасность, чтобы новая организация не послужила оплотом для партикуляристических стремлений, которые так резко обнаружились еще в начале эпохи Писистратидов.