Грех и чувствительность
Шрифт:
Элинор все еще размышляла над тем, почему Томас Честерфилд выглядел не слишком привлекательно для нее, когда танец закончился, и он повел ее к столу с закусками.
– Благодарю вас, мистер Честерфилд.
– Это было великолепно, танцевать с вами, – проговорил молодой человек, его слова немного спотыкались друг о друга. – Я тут думал, может… то есть, это… захотели бы вы присоединиться ко мне на пикнике. – Он покраснел. – У меня очень много перспектив, знаете ли.
– Да, я слышала, – ответил она. – Я…
– Полагаю, у каждого есть перспективы
Светлая кожа на лице Томаса стала красной.
– Но у меня есть пер…
– Держите их при себе, – прервал его маркиз. – Этот вальс – мой.
С этими словами он взял Элинор за руку и положил ее пальцы на свое плечо. Позади них Честерфилд на мгновение запнулся, а затем побрел в сторону комнаты для игры в карты, где имелся большой запас крепких напитков.
– Это на самом деле было необходимо? – спросила она. – Он только пригласил меня на пикник.
Валентин замедлил свои шаги.
– Он – один из твоих потенциальных мужей? – спросил маркиз, приподняв бровь. – Мои извинения. Возвращайся назад и закончи беседу с ним. Ты должно быть отчаянно желаешь узнать, каковы его перспективы.
– Ты сейчас заставил его так нервничать, что мне вряд ли удастся прилично побеседовать с ним.
Его губы изогнулись.
– Я сомневаюсь, что ты смогла бы сделать это и раньше.
Начался вальс, и он повернулся к ней лицом, медленно обвил рукой тонкую талию и притянул девушку немного ближе, чем диктовали приличия. Ее сердце застучало, одновременно от возбуждения и от беспокойства – ей просто необходимо сегодня рассказать Валентину о своем плане, если она хочет выполнить его. В то же время, Элинор задумалась над тем, что же делает его более привлекательным для нее, по сравнению со всеми другими мужчинами, даже более приличными, правильными джентльменами.
– Деверилл, сделай мне комплимент, – попросила она, глядя в его ленивые зеленые глаза.
– Комплимент?
– Что ты мог бы сказать, чтобы произвести впечатление на молодую леди?
Его улыбка стала еще шире.
– Большую часть того, что я могу сказать, не подобает произносить на публике.
– Попытайся, хорошо?
Он вздохнул.
– Ладно. – Они некоторое время вальсировали в тишине. – Комплимент. Хм.
– Ох, прекрати это, – запротестовала Элинор, краснея. – Несомненно, ты в состоянии что-то придумать.
Она ждала неизбежных замечаний о ее глазах, или волосах, или сходстве с той или иной богиней любви. Вместо этого, взгляд Деверилла стал удивительно серьезным.
– Ты – самая интересная женщина из всех, с которыми я когда-либо встречался, – произнес он.
А это, вероятно, был самый лучший комплимент, который она когда-либо получала.
– Учитывая то количество женщин, с которыми ты знаком, – ответила девушка, улыбаясь, чтобы Валентин не заметил, как она с запинкой произносит слова, и не догадался, что она почти потеряла дар речи от его слов, –
– Ты также можешь сказать, на каком приключении ты остановилась, – ответил он тихим голосом, притягивая ее еще ближе к себе.
Боже мой! Если бы Мельбурн и Деверилл не были друзьями, то у маркиза сейчас возникли бы большие неприятности с братьями Гриффин. И она это заслужила. Элинор поморгала. Пребывание рядом с ним становится слишком… отвлекающим. В который раз.
– Да. Я пыталась обдумать, что мне больше всего хотелось бы сделать, и осознала, что это то, что я делала раньше, но не могу делать сейчас.
Он изучал ее лицо.
– Тогда просвети меня.
Она глубоко вдохнула. Это была смущающая часть.
– Я хочу… я хочу пойти поплавать.
– Поплавать.
– Да.
– Это достаточно легко. Должен признаться, я немного разоча…
– Это то, что я хочу сделать, – оборвала она его слова. Разочарован. Она разочаровала его. И это слишком сильно обеспокоило ее. – Я сожалею, что это не что-то… захватывающее, но это важно для меня.
– Почему? – спросил он.
Элинор сжала губы. По крайней мере, он еще не высмеивает ее.
– Я… когда мы были детьми, мы обычно плавали в озере в Мельбурн-парке практически каждый день на протяжении лета. В половине случаев мы были полностью обнаженными. Никто не беспокоился об этом – мы были детьми, и это было весело. Я хочу снова ощутить все это, Валентин.
– Обнаженными, – повторил он.
Он должен был ухватиться за это слово.
– Не в этом дело. Я думаю, что я едва ли сделаю это снова. Но я хотела бы поплавать. В пруду. – Она перевела дыхание. – В полночь. В Гайд-Парке.
Маркиз медленно закрыл рот, и она подумала, что он даже немного побледнел. В тот же момент, пока они кружились по залу, расстояние между ними снова внезапно стало приличным, хотя она даже не осознала, что он отодвинулся.
– Что-то не так? – спросила Элинор шепотом, чувствуя, как краска заливает ее щеки. Она вовсе не желала быть посмешищем. Если маркиз видит это в таком свете, то она не сможет вести с ним другой разговор, не ощущая неловкости.
– Это гораздо более захватывающе, чем ты можешь думать, Элинор, – наконец прошептал он. – Это же общественное место.
– Будет совершенно темно.
– Значит, ты настроена решительно?
– Да. Я бы хотела, чтобы ты… помогал мне, как наблюдатель, но если ты не хочешь быть вовлеченным в это, то я найду другой способ. Это не…
– Когда? – прервал ее Деверилл.
– Ты поможешь мне?
– Я помогу тебе.
Внезапно она стала нервничать еще больше, чем до того, как рассказала ему о своем приключении. Она должна пройти через это. В противном случае, они оба, она и Валентин, будут знать, что Элинор трусиха, и что это ее восстание было ничем иным, как притворством, просьбой о внимании или каким-то еще жалким поступком.