Грех и чувствительность
Шрифт:
– Теперь понятно, почему этот идиот не бросил игру прошлой ночью. Вероятно, я выиграл его последние двадцать фунтов.
– Ему следовало быть осмотрительнее, прежде чем решаться играть против вас, милорд.
– Да, следовало.
Это объясняло исключительно большое количество выпивки со стороны Бернси и его собственную гудящую голову, но не то, почему обычно прагматичный джентльмен решил проиграть остатки своего состояния в карточной игре. Валентин пожал плечами. Бог в помощь свету, если он сам когда-нибудь придет в такое же отчаяние. Если вооруженное ограбление провалится, то пуля в голову покажется
Отбросив в сторону проблемы Бернси, Валентин закончил свои утренние – то есть дневные – омовения и приказал оседлать Яго. Большой гнедой жеребец привык к тому, что на нем ездили в нерегулярные часы, и лишь повел ухом, когда они поскакали по направлению к фешенебельному клубу.
Маркиз выбрал путь, который лежал по Бонд-стрит, кивая всевозможным знакомым, занимающимся дневными покупками. Блеск яркой материи привлек его внимание на одной из узких, боковых улочек с гораздо меньшим количеством людей, и Валентин повернул голову, чтобы взглянуть в том направлении, и рывком остановил Яго.
– Леди Элинор?
Элинор застыла на выходе из маленького ателье, которое, очевидно, только что посетила. С глубоким вздохом, она повернулась к нему, но затем заметно расслабилась.
– Деверилл. Слава Богу.
– Это впервые, когда Бог и я упоминаются одновременно, – заметил он, направляя Яго к ней на узкую улочку. Маркиз бросил взгляд на заднюю дверь магазина, из которой только что появилась леди Элинор, и на насыщенную, красивую материю цвета бургундского вина, наполовину спрятанную под ее свернутой шалью.
– Мадам Констанца? – прошептал он, приподняв бровь.
Нежный розовый румянец на щеках девушки стал ярче.
– Мне понабилось несколько новых платьев.
Валентин кивнул, решив не разглашать информацию о том, что несколько самых прекрасных и наиболее дерзких лондонских актрис и куртизанок высокого полета нанимали мадам Констанцу для пошива своих платьев. Судя по яркому румянцу на лице Элинор, она тоже знала об этом.
– Я уверен, что они будут ошеломляющими.
До того, как Валентин смог попрощаться, девушка подошла к нему, одной рукой ухватившись за носок его высокого сапога.
– Не говорите никому, Деверилл. Я хочу, чтобы это было сюрпризом.
Он не мог не усмехнуться.
– Не беспокойтесь. Вокруг меня всегда шум, но, кажется, для вас это не характерно.
Краска сбежала с ее щек.
– Это не характерно для моих братьев. Я сомневаюсь, что кто-нибудь знает мой характер. Пока.
Это звучало интригующе. Но в этот момент желудок маркиза заурчал, напомнив о том, что тот не ел уже двенадцать часов.
– Тогда я надеюсь, что буду на месте, когда состоится торжественное открытие.
– Вы посетите прием у Беквитов сегодня вечером?
– Я приду.
– Тогда вы все увидите.
Легкая, таинственная улыбка коснулась ее рта, а глаза выразительно зажглись от затаенного, неописуемого волнения. Валентин вдруг осознал, что уставился на девушку и встряхнул себя. Он знал Элинор Гриффин с тех пор, как ей исполнилось пять лет, и она попадала в одну из двух четко определенных категорий, на которые он разделял женщин. Эта девушка была в секции «неприкасаемых», вместе с монахинями и бабушками,
За исключением того, что у щенков не бывает таких хитрых улыбок или таких прекрасных серых глаз. Валентин откашлялся.
– Тогда увидимся там.
Ее улыбка стала шире.
– Если только вас вдруг не отвлекут в какое-нибудь другое место.
Хмм.
– Думаю, могу смело пообещать, что подобного не случиться.
Глава 3
– Миледи, вы уверены, что хотите одеть сегодня вечером это… именно это платье?
Элинор притворилась, что не заметила ни тщательно сформулированный вопрос Хелен, ни то, что ее горничная заламывала руки с явной тревогой. Конечно, она знала, как рискует, но сегодня вечером у девушки была определенная цель. Это была проверка, как ее решимости, так и готовности ее братьев соблюдать достигнутое соглашение.
– Да, я уверена, – ответила Элинор, рассматривая свое отражение в зеркале в полный рост. Шелк бургундского [4] цвета, прошитый красивой золотой нитью, прекрасно контрастировал с ее темными волосами и серыми глазами, в то время как тесно облегающий лиф практически не оставлял места для того, чтобы скрыть недостатки. Юбка обнимала ее бедра, а затем струилась вниз украшенным бусинками, сверкающим водоворотом того же яркого цвета.
4
Бургундский цвет – цвет красного бургундского вина, тёмно-красный, отливающий коричневым.
– Но ваши братья, миледи… Они не одоб…
– Не одобрят? Я уверена, что они так и сделают. Это ведь не власяница и не одеяние монахини, – Элинор улыбнулась своему отражению, и была удивлена, увидев в зеркале возбужденную, соблазнительную женщину, с притворной стыдливостью разглядывающую себя. – Однако меня не беспокоит то, что они могут подумать.
– Не беспокоит?
– Да, не беспокоит. Все части тела, которые положено скрывать, прикрыты платьем. Возможно, на мне немного меньше материи, чем обычно, но ведь некоторые вполне респектабельные дамы одеваются в таком же стиле. – Их не очень много, но они есть. – А сейчас, будь добра, помоги мне надеть плащ.
– Но если вас не беспокоит…
– Но я ведь и не слабоумная.
Серый плащ, который скроет все, кроме нижней части подола ее платья, нужен только для того, чтобы произвести эффект, уверяла себя Элинор. Братья и остальные гости на приеме у Беквитов – все увидят ее одновременно. Это будет просто счастливым совпадением: к тому времени, когда она торжественно представит новое творение портнихи, для Мельбурна будет слишком поздно что-то делать с ее внешностью.
Плащ отлично выполнил свою работу, и когда Элинор спустилась вниз в холл, единственные подозрительные взгляды были направлены на ее волосы, свободно спадавшие на плечи, которые Хелен по просьбе хозяйки уложила в беспорядочное переплетение лент бургундского цвета и завитых темно-коричневых локонов.