Грех и чувствительность

Энок Сюзанна

– В половине восьмого, если тебе будет удобно. Спокойной ночи, Хелен.

Горничная сделала реверанс.

– Спокойной ночи, миледи.

Усевшись за туалетный столик, Элинор начала есть суп. Это был ячменный суп с цыпленком, тот, что она обычно предпочитала, но после первой ложки девушка едва замечала его вкус. Ее сознание не хотело отказываться от сценариев и разговоров, в которых она встречалась с Валентином, а тот опускался на колени, чтобы признать, что он заботится о ней и умоляет о прощении за свой обман. Она вздохнула. Это выглядело так мило, но невозможно было представить себе что-то более

невероятное.

После того, как она закончила есть, Элинор убрала посуду, а затем провела целый час, бесцельно слоняясь по комнате, четыре раза попытавшись сесть и начать читать, и еще три раза – заняться своей корреспонденцией, но каждый раз терпела сокрушительную неудачу.

– Пропади все это пропадом, – пробормотала она. – Просто иди в постель, Элинор. Утром все будет выглядеть лучше.

Она не верила в это, но поскольку девушка дурачила себя, то с таким уже успехом могла делать это с помощью каких-то приятных вещей. К несчастью, одновременно самой приятной и самой неприятной вещью, о которой она могла думать, оказывался Валентин Корбетт.

Глава 20

Валентин сумел найти Джона Трейси только в третьем клубе из тех, что он посетил этим утром. Герой войны выглядел спокойным и уверенным в себе, и, вероятно, понятия не имел, что сегодня утром ему выпадет шанс присоединиться к одной из самых влиятельных семей Англии. По крайней мере, это не произошло вчера вечером, когда Валентин составлял и отбрасывал один план за другим, распивая бутылку виски. Если бы это уже случилось, то Трейси, без сомнения, сейчас завтракал бы со своими будущими родственниками.

Валентин присел за стол в другом конце комнаты, достаточно далеко, чтобы не быть замеченным, и достаточно близко, чтобы видеть все, что может произойти. Трейси заказал целую тарелку ветчины и два вареных яйца, в то время как Валентин согласился на тост и кофе. И это, безусловно, не имело никакого смысла. Ведь это у Трейси должен был отсутствовать аппетит из-за беспокойства, сочтут ли Гриффины – и Элинор в частности – его достойным того, чтобы присоединиться к их клану.

Кроме составления планов и выпивки, маркиз провел эту ночь, обескураживающе много размышляя над своим поведением, в основном сосредоточившись на том, почему он внезапно решил, что никому не отдаст Элинор, и почему идея об исправлении ситуации, в которой оказалась девушка, вползла в его душу и отказывалась ослаблять свою хватку.

Ради Бога, если он решил жениться, то может выбрать для этого любую женщину, какую захочет. Даже замужнюю, скорее всего, можно убедить оставить своего мужа, если ее соответственно стимулировать. Проблема была в том, что Валентин не хотел никакой другой женщины. А Элинор он не мог получить. Конечно, маркиз мог советоваться со священниками и составлять планы побега, но он же чертов маркиз Деверилл. А Деверилл не выставит себя на посмешище, не станет компрометировать свои принципы, потеряв голову из-за девицы.

Самый худший момент случился как раз перед рассветом. Валентин как раз пытался такими словами, как «обладание», «одержимость», «злость», «ревность» и «собственность», описать то, что он чувствует по отношению к Элинор, а затем верное слово, идеально подходящее слово ударило его прямо между глаз.

Это

слово. Оно не имело смысла. Как он может быть влюблен в Элинор, когда даже не верит в существование этого чувства?

Однако, как только сознание Валентина выбрало это слово, каждая его клеточка отказывалась расстаться с ним. Итак, сможет ли Валентин когда-либо что-то сделать или нет, сумеет ли он произнести это вслух, но он любил Элинор Гриффин. А сейчас он был на грани того, чтобы потерять ее.

Трейси закончил свой завтрак и направился на аукцион лошадей в Тэттерсоллс, Валентин продолжал следовать за ним. Если бы он хотел знать из первых рук о том, что планирует Мельбурн, то лучшим вариантом было извиниться, и маркиза снова бы допустили в круг единомышленников. Тогда ему пришлось бы сидеть и слушать – слушать о планах ее братьев на жизнь Элинор, и знать, что они не имеют настоящего понятия о том, что она хочет или чего заслуживает, или в чем нуждается.

Через двадцать минут после того, как Трейси устроился на месте для обозрения аукционов, к нему приблизился с запиской слуга в ливрее Гриффинов. Проклятие. Они это сделали. Конечно же, Трейси в конце концов мог бы понравится Нелл, она могла бы быть даже счастлива с ним. Но для Валентина это было неприемлемо. Только не тогда, когда он будет смотреть на нее со стороны и знать, что мог бы получить ее для себя, если бы только предпринял хоть какие-то действия.

Значит, настало время действовать, и к черту последствия. Глубоко вдохнув, Валентин приблизился к герою войны.

– Трейси, я вижу, что вам выпала честь получать корреспонденцию от Мельбурна, – прокомментировал он, указывая на записку.

– Деверилл. Да, это – очевидно, мне нужно явиться сегодня днем на аудиенцию.

– Есть какие-то идеи, зачем?

Джон посмотрел на маркиза.

– Да, у меня есть одна идея. Но если вы не знаете о чем речь, то я не думаю, что должен обсуждать это с вами.

– Конечно же, я знаю, почему вас вызвали, – ответил Валентин, сумев как обычно беззаботно растягивать слова. – Вы заинтересованы в этой партии?

– А кто бы не был заинтересован? Леди Элинор – красивая женщина.

– И к тому же приданое не такое, над которым стоит смеяться.

Трейси нахмурился.

– Могу я спросить, каков в точности ваш интерес в этом деле?

– Я друг семьи. Я просто хочу быть уверенным, что леди Элинор будет счастлива.

– Тогда спросите у нее. – Аукционист объявил следующую лошадь, и Трейси повернул голову. – Извините, но мне нужно предложить свою цену на упряжку.

Валентин кивнул и пошел прочь. Теперь он знал достаточно. Мельбурн, и возможно даже Элинор, остановили свой выбор на этом кандидате, и потенциальный супруг также не имел возражений против брака.

Отлично, возражение имелось у него. Никто не спросил Валентина, кто, по его мнению, будет самой лучшей партией для Элинор, и никто даже не станет рассматривать его в этом качестве. Нет, только не погрязший в грехе маркиз Деверилл. Нет – даже если он сумеет убедить их, как… важна Элинор для его жизни, или что он не представляет себе, как прожить остаток дней, если он не сможет поговорить с ней, поцеловать ее, просто бросить на нее взгляд.