Грехи ангелов
Шрифт:
— Как у меня получилось? — нетерпеливо спросил у Альдо один из актеров.
— Прекрасно, прекрасно, — похвалил Альдо, хлопая его по плечу.
— Ведь публике понравилось, правда? Я немного потерял равновесие. Боже, мне показалось, я провалюсь сквозь землю!
— Бедняга Ян, — съязвил Руперт, — держу пари, готов сгореть от стыда!
— Заткнись, Руперт!
— Подумать только, у меня лопнула «молния»!
— Куда подевался Чарли? У него мои сигареты. Курить охота, умираю!
— Эй, Руперт, — прервал его Макс, — я бы тебе
— Только что убежала. Наверное, уже в гримерной. Ей нужно сменить костюм и привести себя в порядок.
Макс кивнул и посторонился, давая дорогу рабочим сцены, которые устанавливали вращающийся подиум — затейливое детище Брайна. Второй акт должен был открыться сценой в «Мэдисон-сквер Гарден». Это был кульминационный момент во всем спектакле, и, если сложная конструкция Брайна подведет, как это случилось однажды на репетиции, вся сцена полетит к черту. Макс протяжно вздохнул и подошел к закрытому занавесу. Сквозь щелку он рассматривал переполненный зал — весь цвет английского театрального мира присутствовал на премьере.
— Нет, вы только посмотрите на это столпотворение! — пробормотал он, впрочем, ни к кому конкретно не обращаясь. — Посмотрите на этих индюков!
Он как раз разглядывал театральных критиков, чинно сидевших на почетных местах.
— Что такое? — отозвался Альдо.
— Господи, да погоди ты! — проворчал Макс.
— Но ведь это дурной тон, — засмеялся Альдо, — смотреть в зал сквозь щелочку!
— Даже у великих режиссеров есть свои слабости!
— Это я вижу…
— Но все идет недурственно… Как ты полагаешь?
— Почти идеально.
— Слава Богу! — вздохнул Макс с облегчением и взглянул на часы. — А где же Люси?
— У тебя за спиной.
Макс обернулся и не смог сдержать восхищения. На Люси было платье — точная копия наряда, который был на Монро во время празднования дня рождения президента в «Мэдисон-сквер Гарден». Полупрозрачное, необычайно тонкое платье сверкало и переливалось, изумительно облегая ее фигуру. Его еще никто не видел. Ивонн берегла его пуще глаза, не разрешая надевать даже на последние репетиции.
— Обалдеть!.. — пробормотал кто-то.
Макс все еще не мог вымолвить ни слова. Ему показалось, что он увидел перед собой настоящую, живую Мэрилин Монро.
Песня эхом отдавалась в пространстве, взлетая до самого потолка. Звуки то крепли, то затухали до нежного и печального шепота. Песня кончилась, музыканты в оркестровой яме затаили дыхание, и вдруг последняя нота снова зазвучала в полную силу — пронзительно и ясно, а потом резко оборвалась. Это были «Поздние звонки» — последняя песня Монро в спектакле.
В полутьме сцены раздались отрывистые телефонные звонки. Голоса людей, которые сыграли важную роль в жизни Монро, начали затихать, пока не остался один голос —
Обнаженное тело на кровати было абсолютно неподвижным. Великолепные светлые волосы, разметавшиеся по подушке, блестели, словно были сотканы из света. Пронзительный луч прожектора на несколько секунд повис над сценой, а потом начал быстро сужаться, пока не превратился в тонкий бледный лучик, который сверкнул в последний раз, и в зале наступила полная темнота.
Несколько мгновений зал безмолвствовал. Занавес медленно закрылся. И тогда наконец раздались аплодисменты. Они гремели со всех сторон, публика вскакивала со своих мест и аплодировала стоя. У многих на глазах были слезы. И каждый, кто был в этот момент в театре: зрители, актеры, музыканты и рабочие сцены — все ощутили невероятный душевный подъем. Премьера удалась.
— Глазам своим не верю! — пробормотал Макс, пробежав глазами первые две или три рецензии. — Да они просто убийственны!
Джеки протяжно вздохнула.
— Я знаю. Но давай не будем паниковать. Лучше выпьем по бокалу шампанского. Слава Богу, мы это заслужили.
Несмотря на невеселые новости, она заставила себя улыбаться. В ресторане Гайд-парка по случаю вчерашней премьеры проходил праздничный обед, на который собралась уйма народу. В душе Джеки ни минуты не сомневалась, что спектакль удался. Чудесный мюзикл, упорно твердила она себе. Кто бы что ни говорил, он просто великолепен, и она не зря потратила пять лет своей жизни. Не для того она трудилась, чтобы какая-то гнусная шайка критиков могла омрачить ее радость.
— Ты только послушай! — упрямо продолжал Макс. — Вот что пишет «Таймс»: «Актеры лезли из кожи вон, чтобы вдохнуть в мелодраму жизнь, однако музыка не отличалась оригинальностью, а тексты оказались чересчур сентиментальными…» А вот еще!..
— Прошу тебя, Макс! Зачем тебе это?
Она уже прочла все эти рецензии, и у нее не было никакого желания слушать это снова.
— «Местами совершенно лишенная смысла, эта инсценировка тщетно пытается спекулировать на интересе публики к сплетням и закулисной жизни знаменитостей, с которыми зритель знаком еще по «Далласу». Разница лишь в том, что на этот раз постановка осуществлена на Уэст-энде…» Боже милостивый! Да после таких отзывов хочется пойти и удавиться!
— Но ведь это пишет Роланд Викери. А он известная сволочь, — вмешался Альдо. — Я только что прочел «Мэйл». В ней нас хвалят: «…россыпь превосходных песен… динамичное действие…»
— Что? — воскликнул Макс, хватая газету. — Ну-ка, дай взглянуть!
— Слава Богу! — облегченно вздохнула Джеки.
— И «Стандарт» отзывается неплохо. Там пишут о «проникновенной меланхоличности», а также хорошо отзываются о Люси.
— Думаю, мне просто надо хорошенько выспаться, — сказал Макс, принимаясь перечитывать статью еще раз.