Грехи маленького городка
Шрифт:
– Возьми и сделай, козел! – крикнул я себе, сидя в пустом доме. И до кучи двинул кулаком по дверному косяку.
Из-за вышивки на стене я достал пакетик с остатками героина. Я кипятил его в ложке и невольно думал о своей жизни. Мысленно я часто раскладывал ее на главы. Глава первая, где я расту на северо-востоке Филадельфии, дикий, как уличный крысеныш, и моим родителям почти нет дела до самих себя, не говоря уже обо мне. Вторая глава будет пожестче, она начинается с той ночи, когда отец жутко избил мать и навсегда исчез, а она совершенно переменилась и стала настолько отстраненной, что даже не заметила, когда я в десятом классе бросил
На этих воспоминаниях мне и хотелось остановиться.
Я выбрал героин из ложки в шприц, наполнив его под завязку. Сильнее затянул ремень на руке, похлопал по ней, чтобы проступили вены. Ощутил боль, когда вошла игла, и решительно надавил на поршень.
Секунда – и меня накрыл приход.
Я судорожно втянул воздух.
Веки отяжелели и весили теперь по два пуда каждое. Потом они упали и погрузили меня в черноту. Шея ослабла, а голова… она…
стала невозможно…
тяжелой, клонилась набок и
я совсем
не мог ее поднять.
Я замычал, проваливаясь в бесконечно темную и бездонную пучину. Не знаю, сказал ли я вслух эти слова, но я чувствовал их всем своим существом. А слова были такие:
Кейт.
Энджи.
Вот и я.
Нейтан
Когда мы с Полой начали встречаться, ее жизнерадостность зашкаливала: она вязала мне всякие мелочи вроде забавной зимней шапочки с кисточкой, а еще распихивала мне по карманам записки со смайликами, чтобы я потом их обнаружил. Ее добрый нрав был еще более трогательным и наполнял меня восхищением: она не сердилась на пьянчуг, которые являлись в больницу и блевали на пол, а когда мы иногда встречали в городе девчушку с синдромом Дауна, Пола непременно склонялась к ней и заводила разговор. А самое главное, моя жена не была злопамятной. Ее способность прощать казалась безграничной. Я зачерствел от разочарований, уготованных нам судьбой, а Пола стала лишь еще сострадательнее.
Это сострадание все глубже и глубже пробирало меня, добравшись до печенок, и когда утром мы продолжили разговор, я уже испытывал желание врезать кулаком по стене. Казалось, будто я объясняю ситуацию ребенку, который не только не понимает, как устроен мир, но и не испытывает ни малейшего желания в этом разобраться. Пола спала беспокойно, проснулась рано, и вид у нее был измученный. Весь завтрак мы спорили, она снова и снова умоляла меня вернуть деньги.
– Если я это сделаю, то не посмею и носа из дома показать.
– Значит, переедем.
– Ну вот, я как раз это и предлагаю! Пола, я хочу забрать деньги и переехать. А ты согласна переехать, только если я опозорюсь.
– Неправда. Я ведь тебя знаю. Сомневаюсь, что ты действительно хочешь оставить деньги себе. Ты совершил ошибку…
– Вот уж нет. Я все эти годы пахал как проклятый, не покладая рук. И что в итоге? Ничего! Пришло время хоть раз рискнуть. Надоело быть нищим…
– Мы не нищие.
– Да мы обе машины в кредит взяли. В доме надо подлатать фундамент и крышу перекрыть. Сколько там нам еще ипотеку выплачивать, пятнадцать лет? И счета все эти медицинские тоже до сих пор на нас висят…
Я оборвал себя. Господи, ведь именно
– Все у нас в порядке, – сказала Паола.
– А я хочу, чтобы было лучше, чем в порядке. Хочу настоящую жизнь, а не просто терпимую.
Жена дважды накрывала мою руку своей, и я дважды стряхивал ее ладонь. Пола попробовала сделать это в третий раз, и тогда я вскочил, бросился к машине и уехал. В зеркале заднего вида я видел Полу, которая высоко подняла над головой контейнер с моим ланчем, но не остановился.
Она привезла мне обед в мастерскую после полудня. Я взял еду, пробормотал слова благодарности и бросил на жену многозначительный взгляд, призывая не поднимать тут эту тему.
– У меня сегодня дежурство с восьми часов, – напомнила Пола.
– Знаю.
– Так что вечером увидимся. Ты же не будешь спать?
– Думаю, нет.
Она потянулась поцеловать меня в щеку. Я не отстранился лишь потому, что сослуживцы могли заметить.
– Ты хороший человек, Нейтан, – шепнула Пола, после того как ее губы коснулись моей кожи. – Мы оба это знаем.
Слова жены ударили меня в самое сердце и привели в ярость, которая кипела весь остаток рабочего дня. Бесило, что жена пытается мною манипулировать. Я злился, что она не желает даже рассмотреть мою точку зрения. Расстраивался, что Поле не понять, чего я хочу, не вникнуть в мои доводы.
Всю неделю она выходила в больницу по вечерам, поэтому, когда в пять часов рабочий день закончился, я отправился в бар «У Макси» выпить пивка с сэндвичами, посидеть в одиночестве, порепетировать в уме, что я скажу Поле. Я не силен в речах, а уж когда меня припрут к стене, и подавно. Так что хотелось подготовиться.
«Пола, послушай меня, – начну я, когда вечером мы вернемся к разговору. Я пытался как-то рационализировать свои соображения и облечь их в словесную форму, как поступают адвокаты, убеждая присяжных. – Я не дурак и понимаю, что ты хочешь сказать. Серьезно. Но это деньги от продажи наркотиков, никто их не хватится. Ты осознаёшь, что нам уже за сорок? Зачем ждать, когда можно начать жить? Ну что нам делать здесь, в Локсбурге, – умереть, ничего толком не сделав и не увидев? Я так не могу, Пола. Это наш шанс».
Начало казалось неплохим, пока я не начинал представлять, как жена отвечает теми же словами, которые говорила с утра: «Ну что нам еще надо, Нейтан? Если мы возьмем эти деньги, то всегда будем мучиться от чувства вины. И сходить с ума от подозрительности. Я же вижу, ты уже немного не в себе».
Я представлял, как она станет возражать, потягивал пиво и изобретал ответные реплики. Вскоре во мне уже плескалось пять пинт. Домой лучше будет пойти пешком и забрать машину завтра с утра. А раз так, можно взять шестой бокал, ничего страшного. Я попросил принести мне новую порцию и продолжил мысленный спор с женой, и вскоре смесь эмоций, алкоголя и злости вылились в негодование.