Грехи маленького городка
Шрифт:
– Но почему он сегодня приехал сюда, а не к вам?
– У меня есть предположения. В прошлый раз я пригрозила, что посажу его, если он не будет заботиться о Габриэлле. Он возражал против назначенного лечения. Говорил, что имеет право отказаться от него. Я сказала: хорошо, а я имею право подать заявление о пренебрежении родительскими обязанностями, а потом посмотрим, что решит по этому поводу суд. Похоже, больше меня пастор ненавидит только огласку, вот и делает теперь для дочки только самое необходимое, по минимуму, чтобы его полиция не прихватила.
–
– Да, при мне он тоже пытался молиться. И тогда я сделала глупость.
– Какую?
– Вы религиозны?
– Нет, – ответила я.
– Когда он разразился очередной тирадой о том, как его хваленый Бог исцеляет, я спросила: «Скажите, а Бог когда-нибудь выращивал новые конечности на месте ампутированных? Если да, то покажите мне, уж будьте любезны. Очень хотелось бы посмотреть на такой чудесный фокус». Тогда он начал разоряться, что, мол, не допустит к ребенку нехристь вроде меня. Думаю, поэтому он и обратился в вашу больницу.
– И что же нам теперь делать?
– А что тут поделаешь? Будем стараться, чтобы она не страдала.
– Сколько ей осталось?
– Судя по результатам последних анализов, около недели.
На следующий день я пришла к Габриэлле в палату. Она спала с тех пор, как накануне днем оказалась в больнице. Чтобы она не мучилась ночью, ей ввели серьезные обезболивающие. Саркома Юинга поражает кости и мягкие ткани, в случае Габриэллы – на ногах и бедрах, которые сильно отекли. Однако к лицу больной вернулись краски. Сон, похоже, придал ей сил. Если бы я не видела Габриэллу накануне такой слабой, пожалуй, с трудом поверила бы в ее диагноз. За исключением некоторой простоватости – Габриэлла не носила украшений, а длинные прямые волосы цвета кукурузного зерна вызывали в памяти книгу «Маленький домик в прериях», – она ничем не отличалась от других шестнадцатилетних городских девчонок, которые хихикают с подружками и беззаботно шагают в школу с набитым учебниками рюкзаком. Только вот Габриэлла вместо этого лежала на больничной койке.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
– Лучше.
– Лучше по сравнению с чем?
– Лучше, чем если бы меня заживо пожирали росомахи.
– Это хорошо. Для тебя, а для росомах не очень. Жаль бедняжек, они ведь остались голодными.
– Сколько я тут пробуду?
– По меньшей мере еще одну ночь. Тебе ввели сильные обезболивающие средства, и доктор Уиллис взял кровь на анализ. Результаты будут не раньше завтрашнего полудня.
Габриэлла окинула взглядом унылую больничную палату. Я сказала:
– Да, возможно, придется поскучать. У тебя есть мобильник, или книжка, или еще что-то в этом роде?
– Нет. Я вроде как упала прямо на улице, и папа привез меня сюда. Не было времени что-то захватить.
– У нас тут есть небольшая библиотека. В основном из книжек, которые оставили бывшие пациенты. Хочешь, принесу тебе парочку? Какие тебе нравятся?
– Любые про океан. Серьезно, подойдет что угодно: романы, книги про природу или научные.
– Хорошо, посмотрю, найдется ли у нас что-нибудь.
– А можете еще научить, как им пользоваться? – И она показала на телевизор. Это несколько удивило меня, ведь большинство пациентов телик вообще не выключают, только и скачут с канала на канал, пока сон не сморит.
– У вас дома нет телевизора?
– Нам только изредка разрешают его включать, когда папа рядом.
– Но сейчас-то тебе можно его смотреть или нет?
– А мы никому не скажем. – И Габриэлла схватила пульт.
Я включила телевизор и пошла поискать книгу про море. Когда я проходила мимо стойки администратора, Мона, которая работает по утрам, смотрела в потолок и безуспешно пыталась что-то сказать в трубку невидимому собеседнику, который, похоже, не желал ее слушать. Я вознамерилась проскочить и прибавила темп, но Мона протянула ко мне руку с трубкой и пояснила:
– Он требует кого-нибудь из медперсонала.
Я наморщила нос, словно мне совали раздавленного на шоссе скунса, и попыталась испепелить Мону взглядом. Она только пожала плечами: мол, а я-то что сделаю?
– Горбольница Локсбурга! – Мой голос излучал фальшивую бодрость.
– Вы врач? – поинтересовался мужской голос. Я немедленно вообразила себе его обладателя: сидит, бедолага, в глубоком кресле и потеет сквозь майку-алкоголичку, на которой больше еды, чем во всем его заплесневелом холодильнике.
– Я медсестра.
– Ладно, может, и медсестра сгодится.
– Давайте попытаемся выяснить.
– Я больше ни хрена не помню. Какую таблетку принять, чтобы это прошло?
– Вам нужно принять… вот черт! Забыла!
– Что ты за медсестра после этого?
– Я медсестра, которая не занимает телефон больницы с дебильными вопросами.
– Я нажалуюсь твоему начальнику! Как тебя звать?
– Мона, – ответила я и сбросила соединение.
У администраторши отпала нижняя челюсть.
– Не переживай, он все равно не запомнит. – И я осклабилась, давая понять: впредь будешь думать, прежде чем совать мне трубку.
Я нашла для Габриэллы журнал «Нэшнл джиографик» с морскими черепахами на обложке и посвященной им статьей, а также, судя по всему, довольно вульгарный любовный роман, действие которого разворачивалось в рыбацкой деревушке. Меня не было в палате от силы минут пятнадцать, но девушка уже выключила телевизор.
– Больше не хочешь смотреть?
– Слишком утомительно.
– Знаю.
– Мне больше нравятся настоящие люди, – заявила она.
– Мне тоже люди нравятся. Особенно когда их нет поблизости.
– Это называется когнитивный диссонанс.
– А еще это называется жизнь.
– Вы прямо всезнайка.
– Это хорошо или плохо?
– Вообще-то, типа, плохо.
– Ну, типа, извини.
– Ничего. Все постоянно стараются казаться милыми, и я вроде как тоже, но иногда очень надоедает. Как думаете, это плохо?