Грехи маленького городка
Шрифт:
Я принял душ и постарался максимально привести себя в порядок, чтобы выглядеть презентабельно. В моем случае это означало надеть джинсы, купленные два года назад, и простую черную футболку. Потом я прошел несколько кварталов до похоронного бюро, которое выбрал по территориальному признаку: оно располагалось ближе всего к дому.
Там я застыл на крыльце, не зная, то ли постучать, то ли просто войти, но через несколько мгновений нерешительности меня спасла женщина, которая, вероятно, увидела меня из бюро. Она открыла входную дверь и сказала:
– Доброе утро!
Ей
– У вас… открыто?
– Да. Муж уехал по делам, но я готова вам помочь. Не хотите ли войти?
Я последовал за ней в маленький кабинет, располагавшийся неподалеку от входной двери, справа. Хозяйка предложила мне тяжелый деревянный стул, а сама села за стол.
– Наверное, надо было позвонить, но, как бы так сказать, видите ли… – Я нечаянно сбился на филадельфийское произношение и заставил себя притормозить. От такой манеры речи местные порой дуреют: я слишком четко произношу окончания, да и словарный запас у меня несколько отличается. Бывало, спросишь в лавке: «У вас есть содовая?» – и слышишь в ответ озадаченное: «А шипучка не устроит?»
В общем, я вынужден был замолчать, чтобы взять себя в руки. Женщина пришла мне на помощь:
– Не волнуйтесь. Хотите кофе?
– Нет. Его слишком долго варить.
– Минутное дело: у нас кофеварка новой модели. Сказать по правде, я бы и сама не отказалась от чашечки. Сейчас вернусь.
Я стал разглядывать кабинет: на стенах – образцы мемориальных табличек, сертификаты в рамочках, фотографии. Тут стояла такая тишина, что было слышно, как в соседней комнате журчит наливаемый в кружку кофе. Женщина сунула в дверь голову:
– Вы какой пьете?
– Пожалуйста, с молоком и без сахара. – Я попросил бы добавить и капельку виски, если бы не ранний час и специфическое дело.
Женщина вернулась с чашками и снова заняла свое место.
– Ой, простите, не представилась. Кэрол Ломбард. А вы?..
– Энди Девон.
– Что я могу для вас сделать, Энди? – спросила Кэрол.
– Я… э-э… моя жена. И дочь…
Лишь оттого, что я произнес эти слова вслух, у меня задрожала нижняя губа. Я уставился в пол, смирившись с тем, что информацию придется насильно выталкивать изо рта, и напомнил себе: нужно завершить начатое, покончить с этой задачей, а там можно будет покончить и со всем остальным.
Я попытался еще раз:
– Вы, наверное, уже слышали. Похоже, в этом городе секретов не бывает.
– Да, я слышала про мать и дочь. Очень вам соболезную.
– Я хотел бы кремировать их обеих. Никаких церемоний, ничего такого.
Хозяйка бюро удивила меня неожиданным вопросом:
– Сколько вы были женаты?
– Десять лет. Наша дочка… у нее был синдром Дауна. Мы много гуляли. Иногда и тут тоже. Вы могли нас видеть.
– Да, я вас
Женщина не выглядела знакомой, но я понимал, что она действительно нас помнит. Попробуй забудь такую дружную компашку, когда мы с Кейт и Энджи втроем бродили по улицам и были счастливее всех на свете. Кроме шуток. Скажу прямо: хотя поначалу моя жизнь и была жалкой, я уверен, что потом испытал настоящее счастье. У меня даже появилась особая гордость человека, пережившего кошмарные времена и все-таки нашедшего любовь, любовь такую сильную и…
– Энди, дорогой…
Меня совершенно унесло из реальности. Пришлось глотнуть горячего кофе, чтобы обжечься и наконец сосредоточиться на происходящем.
– Извините. Что вы говорили?
– Я спрашивала, где они сейчас. Наверное, в…
– В городской больнице. Если честно, я совсем не знаю, как… все это работает. Может, мне нужно туда позвонить или…
– Мы обо всем позаботимся. – Наверное, если бы я сидел рядом, она бы сочувственно коснулась моей руки.
– И сколько это примерно будет стоить?
Она принялась складывать числа на калькуляторе, потом написала результат на листке и вручила его мне. Вышло больше, чем я ожидал.
– Это ведь без церемонии и всякого такого? Извините, если я веду себя как идиот. Просто никогда таким не занимался. Понятное дело.
– Не извиняйтесь. Да, это цена кремации. Энди, вы уверены, что не хотите пойти домой и отдохнуть? Я могу попросить мужа, чтобы он зашел к вам попозже. Или вообще завтра. Не надо спешить. Вы можете…
– Нет, мне необходимо разобраться с этим прямо сейчас. Можно заплатить чеком?
– Да, чек вполне годится.
– И еще одно, – сказал я. – Если… это, конечно, странно звучит, но все-таки. Когда я умру… Понимаете, теперь я совсем один остался. Вот и боюсь, что, если уйду… в смысле, умру, никто ж меня хоронить не станет. Поэтому я хочу оставить инструкции на этот счет. Чтобы меня тоже кремировали. И чтобы весь наш прах перемешали и развеяли. Можно, допустим, заплатить заранее, так делают?
– Иногда. Но я уже сказала, Энди, вам нужно время. Не спешите, обдумайте…
– Да не нужно мне время! – выпалил я, хоть и не собирался грубить этой милой женщине. Но приходилось переть напролом, чтобы решимость не ослабла. – Я просто хочу уже со всем этим покончить. Пожалуйста.
Полчаса спустя я вышел оттуда с чеком на три кремации в кармане, потратив всего на четырнадцать долларов меньше, чем оставалось на моем сберегательном счете.
Ну и хорошо, сказал я себе. Никаких хлопот с наследством.
Я рассматривал возможность обставить свою смерть с мрачным романтизмом, например, разложить вокруг сотни фотографий, которые мы с Кейт и Энджи сделали за эти годы, или включить детские записи из тех, что мы слушали, подпевая песенкам. Но потом подумал про жену, которая вообще не была сентиментальна. Если она хотела что-то сделать, то и делала без лишних ужимок. Не зря ее любимое выражение не назовешь мечтательным, мудрым или сентиментальным. Оно звучало так: «Возьми и сделай».