Грехи юности
Шрифт:
Ухватившись за спинку стула, Марк отставил его от стола и одним прыжком взгромоздился на стол.
— Ну если это не про папу, то сейчас заведешь свое:
«Ты, Марк, неглупый мальчик, и я надеюсь, в этом году в школе у тебя дела пойдут хорошо». Фу, надоело! Не беспокойся, все у меня будет тип-топ. — И чуть слышно добавил:
— Только вот за физику не ручаюсь. Доктор Джонсон — такая зануда!
— Это не о школе, — покачала головой Сьюзен.
Она знала, что сын и без ее понуканий отлично справляется со школьными заданиями. Унаследовав отцовский аналитический склад ума, он при желании мог бы учиться только
— Я хочу поговорить с тобой о себе.
— О себе? — расхохотался Марк. — И о чем же? У тебя что, климакс наступил?
Сьюзен удивилась, какие развитые сейчас дети.
— Пока еще нет, — улыбнулась она и села рядом с ним на стол.
С тех пор как Джесс уехала из ее дома — а это случилось двадцать четыре часа назад, — Сьюзен выпила бесчисленное количество чая, размышляя об одном — о встрече. Но прежде чем принять решение, она обязана была поговорить с Марком. Всю пятницу она репетировала, как следует рассказать ему о ребенке, от которого отказалась. Ей казалось, что она подготовилась хорошо.
Однако сейчас, когда от страха у нее засосало под ложечкой, она не была в этом уверена. Поскольку Марк куда-то спешил, следовало бы отложить этот важный разговор, но откладывать уже было некуда: он должен был состояться давным-давно.
— Только не говори, что ты собралась замуж за этого Берта Хайдена.
— Вовсе нет. То, что я собираюсь тебе рассказать, довольно серьезно.
Лицо Марка приняло угрюмое выражение.
— Ты что, заболела?
Сьюзен коснулась его руки:
— Нет. О Господи, все не то!
— Так в чем дело?
Марк выдернул руку.
— Я хочу рассказать тебе о том, что случилось со мной много лет назад, задолго до твоего рождения и до того, как я встретилась с твоим отцом.
Последнее слово далось ей с трудом.
— Ну наконец-то понял! Объявился какой-то твой старый приятель?
— Нет.
— А что тогда? Давай побыстрее. У меня встреча с ребятами.
Сьюзен заметила, что Марк проводит больше времени в магазине, торгующем видеокассетами, чем дома. Она хотела было отпустить шпильку по этому поводу, но сдержалась. Не время ополчаться против сына. Сейчас ей, как никогда, необходимы были его понимание и поддержка.
— Вообще-то ты прав, у меня до твоего папы был приятель, — начала Сьюзен. — Я тогда училась в колледже.
Звали его Дэвид.
— Он что, тоже был хиппи?
— Да, — ответила Сьюзен, поджав губы. — Твой отец наверняка обозвал бы его именно так.
— Значит, он был хиппи. Он что, как и все они, сжег свою призывную повестку или еще что-то натворил?
— Марк, — не отвечая, продолжала Сьюзен. — Я очень любила Дэвида.
Марк молчал.
— Мне был двадцать один год. И я… — Сьюзен вдохнула в себя побольше воздуха и наконец решилась:
— И я забеременела.
Марк неторопливо заерзал на стуле.
— А какое мне до этого дело?
— У меня родился ребенок, Марк. И я от него отказалась.
Марк уставился в пол и, сунув руку в рот, принялся грызть ногти. Сьюзен ненавидела эту привычку, но сейчас промолчала.
— А почему ты не оставила его?
— Я была не замужем.
— А что, хиппи не выходят замуж?
Сьюзен покачала головой.
— Сейчас это не важно. Вчера ко мне приезжала женщина, которую я знала тогда. Она
Марк, оторвав глаза от пола, снова посмотрел на мать.
— Я никак не могу решить, ехать мне или нет. Хотела бы знать твое мнение по этому поводу.
— Мое мнение? С каких это пор оно стало тебя интересовать?
Голос у него дрогнул, и Сьюзен поняла — изо всех сил старается не расплакаться. Последний раз она видела его плачущим в день, когда, упаковав чемоданы, они сели с ним в машину, оставив позади себя Манхэттен, а в нем отца и мужа. Марку было тогда четыре года, и он не мог понять, почему папа не спустится с пентхауза [4] попрощаться с ними. Сейчас, двенадцать лет спустя, он казался все тем же испуганным маленьким мальчиком, не понимающим, какую игру затеяли эти странные взрослые.
4
Пентхауз — фешенебельная квартира на плоской крыше многоэтажного дома.
— Марк…
— Извини, мама, но давай называть вещи своими именами. Ты ненавидишь папу, ненавидишь моих друзей. А теперь ты еще пытаешься навязать мне свое дурацкое прошлое!
— Я вовсе не собираюсь ничего тебе навязывать. Просто я считала, что ты поможешь мне принять какое-то решение.
Марк продолжал грызть ногти.
Господи, ну как же приблизиться к нему?
— Я люблю тебя, Марк, ты это знаешь. Что же касается твоего отца, наши с ним отношения никоим образом на; мою любовь к тебе не влияют. Я вышла за него замуж только потому, что в то время мне казалось это правильным. У меня тогда был жуткий период в жизни. Родился ребенок, потом пришлось от него отказаться… Просто голова шла кругом! Мне было очень страшно.
— Тебе? Страшно? Не смеши меня, мам.
— Это действительно было так! А твой папа казался мне таким уверенным в себе, таким… — Сьюзен замолчала, подбирая подходящее слово, — ..таким надежным.
— Надежным… Какая чушь!
— Марк…
— Извини, мам, но ты несешь несусветную чушь. Слава Богу, сейчас девяностые, а не шестидесятые годы! Значит, ты когда-то втрескалась в какого-то хиппи и от него забеременела. Может, в этом все дело? Ты всю жизнь сравнивала папу с ним, а меня, наверное, со своим ребенком, который сейчас не иначе как какой-нибудь малолетний преступник или наркоман.
— Я никогда не сравнивала…
— Да ну? — завопил сын. — Может, потому-то папа и позволил нам уехать. Ну что ж, давай, беги на свою дурацкую встречу! Веселись! Я все равно собирался переехать жить к отцу. Вермонт мне осточертел! Хочу жить в Нью-Йорке.
И, соскочив с кухонного стола, он умчался в свою комнату.
Сьюзен не отрывала взгляда от крышки старого дубового стола. Ей припомнился день, когда она случайно наткнулась на него на местном рынке. Они с Марком только переехали в Вермонт и сняли коттедж, который, по счастливой случайности, располагался напротив студенческого городка того самого колледжа, куда ее взяли адъютант-профессором на кафедру английской литературы. Отделавшись наконец-то от опостылевшего замужества, Сьюзен все свои надежды устремила в розовое будущее. Она была уверена, что любимая работа принесет ей удачу…