Грехи юности
Шрифт:
Шли годы, и жизнь ее свелась к самому что ни на есть обыкновенному прозябанию. Время стало измеряться семестрами, а мечты о счастье улетучились как призрачный сон. Их поглотила суровая действительность. Она пыталась создать Марку хорошую жизнь, но в глубине души всегда понимала, что не в состоянии этого сделать, поскольку потерпела фиаско. И не в тот день, когда ушла от мужа, а много раньше, когда бросила Дэвида.
Марк вернулся в кухню и швырнул куртку на стул. Как же ей заставить его понять?
— Марк… — начала она, но закончить он ей не дал.
— Мне осточертел этот городишко и
Схватив кроссовки, Марк сунул в них ноги и, сопя, принялся завязывать шнурки, избегая встречаться глазами с матерью. Сьюзен только диву давалась, насколько он похож на своего отца! Такой же невыдержанный, вспыльчивый. С Лоренсом они разошлись, но не могла же она разойтись с собственным сыном. Остается только надеяться, что когда-нибудь из Марка получится взрослый человек, умеющий держать себя в руках.
— Марк, сядь!
— Я ухожу, — бросил он, схватив со стула куртку.
Но на пороге задержался и, обернувшись, мрачно глянул на Сьюзен.
— Да, ты мне так и не сказала, кто у тебя родился.
Мальчик или девочка?
— Мальчик, — опустив глаза, едва выдавила из себя Сьюзен.
— Так я и думал, — усмехнулся Марк и вышел, хлопнув дверью.
После неудавшегося разговора с Марком Сьюзен позвонила Берту. И старый надежный друг тотчас готов был примчаться к ней. Договорились встретиться в институтском дворе в полдень у фонтана, однако Сьюзен пришла на десять минут раньше: хотелось посидеть, подумать в одиночестве. Она' присела на скамейку, потеплее закутавшись в старенькую вельветовую спортивную курточку. Была середина сентября, но в воздухе уже чувствовалось приближение холодов. Сьюзен вздрогнула. В глубине души она надеялась, что зима в этом году не наступит слишком рано. В Вермонте она обычно тянулась невыносимо долго, и Сьюзен в это время года чувствовала себя особенно одиноко.
Она глянула на дно фонтана, покрытое мхом. Когда Сьюзен пришла сюда впервые, ребятишки бросали в него монетки, загадывая желания. Это было в 1981 году. Марку в ту пору было четыре годика, а ее старшему сыну — тринадцать лет. Когда же мир успел перемениться? Годы правления Рейгана можно было с успехом назвать эпохой материализма. Казалось, кругом бродят одни сплошные эгоцентристы. Люди были погружены в самих себя. Им даже в голову не приходило бросать в фонтан монетки и загадывать желание. Какое там! Нужно было действовать, а не предаваться пустым мечтам. И дети в то время были маленькими прагматиками. Их интересовало лишь образование, результатом которого являлась высокооплачиваемая работа. Мечтать им было некогда.
Сунув руку в карман джинсов, Сьюзен достала две монетки — в пять и десять центов.
— Хочу принять правильное решение, — прошептала она и бросила в воду монетку в пять центов. — Хочу, чтобы мой сын приехал на встречу. — Вторая монетка полетела следом.
Сьюзен смотрела, как на воде расходятся круги — сначала маленькие, потом все больше и больше, пока монетки не исчезли в зеленоватой воде. «Неужели я и вправду этого хочу, — подумала Сьюзен, — увидеться со своим сыном?»
— О
— Догадайся, — ответила Сьюзен.
Появившись перед ней, он бросил ей на колени букет астр.
— Цветы для дамы.
— Где стащил?
— Нарвал на клумбе перед деканатом.
Сьюзен, смеясь, взяла в руки хилый букетик.
— Хоть не у Гардинера в саду, и то хорошо.
Берт почесал бородку.
— Черт, об этом я как-то не подумал, — проговорил он и сел рядом с ней на скамью. — Ну, как дела?
Сьюзен по телефону уже рассказала ему о визите Джесс и о реакции Марка на ее откровения.
— Настолько плохи, что и в страшном сне не приснится, Похоже, придется отказаться.
— От встречи? Ты хочешь сказать, что не поедешь?
— Вот именно.
— Из-за Марка?
— Из-за Марка.
Берт кивнул, устремив взгляд в фонтан.
— Этот парнишка, похоже, из тебя веревки вьет, верно?
Сьюзен почувствовала, как ее охватывает ярость:
— О чем ты говоришь?
Берт пожал плечами:
— По-моему, если тебе хочется встретиться со своим старшим сыном, ты должна это сделать. Ты попросила Марка поддержать тебя. Как я понимаю, он не собирается оказывать тебе никакой поддержки. И все-таки принимать решение тебе, а не ему. Через несколько лет у Марка будет своя собственная жизнь, а ты останешься одна со своими сомнениями и переживаниями. Кроме того, ты должна помнить, что в эту историю, помимо тебя, втянут еще один человек.
— Ты хочешь сказать, может случиться так, что мой сын приедет на встречу, а я останусь дома?
— Именно так.
Сьюзен оторвала от головки цветка несколько лепестков и бросила их на землю.
— Ненавижу, когда меня заставляют силой что-то делать, особенно в таком важном деле.
— Было бы лучше, если бы твой сын в один прекрасный день нежданно-негаданно появился у твоих дверей?
Не отвечая, Сьюзен оторвала еще несколько лепестков.
— А ведь такое может случиться, Сьюзен. И ты всегда это предполагала. Для вас обоих было бы лучше, если бы ты поехала. Если у него не возникнет желания познакомиться с тобой, будет лучше, если он останется дома, а не ты.
— А что мне делать, если он все-таки приедет? Что ему сказать?
— Понятия не имею.
— Когда дело касается семейных проблем, у тебя тьма советов. Просто уму непостижимо! И это у тебя-то, который до сорока восьми лет так и не обзавелся собственной семьей!
Сьюзен тут же пожалела о невольно вырвавшихся словах: кто ей дал право разговаривать с ним в таком тоне, ведь он искренне пытается ей помочь.
— Извини, — поспешно добавила она. — Я не должна была так говорить, это нечестно.
— Да.
— Ты принес «травку»?
— Нет. Сходить?
— Ладно, не надо.
Она повертела в руках растерзанный цветок. Пальцы были липкие и пахли зеленью.
— Мне хочется поступить правильно. Поэтому я сначала решила поговорить с Марком, но это ни к чему не привело.
— Ты поступила правильно.
— Как я могу ехать, зная его отношение к этой поездке? Он тут же умчится в Нью-Йорк. Он уже грозился это сделать.
— Он не сделает этого, Сьюзен. Он любит тебя.
— Сомневаюсь, — усмехнулась она.