Гремучий студень
Шрифт:
– Покушались на кого-то из постояльцев? – предположил Митя.
– Нет, тут гадай хоть до второго пришествия, а правды не узнаешь, – сыщик подошел к двери в кабинет директора и прислушался. – Странно… Внутри как будто кто-то ходит. Может быть, г-н Тигаев все-таки примет нас?
– Сегодня это вряд ли…
– Пусть так, – Мармеладов оборвал секретаря на полуслове. – Мы люди приличные и не станем врываться без приглашения. Но я знаю, кто проведет нас в запретный чертог.
– Опять к Пороху? – обреченно спросил Митя, спускаясь по служебной лестнице.
– Пороху теперь не до театров, – ответил сыщик.
– Поедем к обер-полицмейстеру?
– Лучше, Митя. Лучше! Едем в твою контору, а оттуда отправим письмо нашему путеводному лучику. Найдется у тебя быстроногий гонец?
XXII
Кашкин нагнулся и заглянул под грязную холстину.
– И что, всего-то один? А я из «Лоскутной» лично пятнадцать жмуров выволок.
– Снова брешешь, – зевнул Евсей. – Там, сказывают, взрывом весь второй этаж снесло.
– Человеков в клочья разорвало, – подхватил Мартын, закатывая глаза. – Что же ты их, по кусочкам собирал?
– Много вы знаете, олухи…
– А ты знаешь?
– Уж я-то знаю.
– Ну, так и говори.
– Ну, так не перебивайте! – Кашкин спрятал руки в карманы шинели, чтоб не мерзли. – Бомба на втором этаже рванула, это правда. А на первом от того разрушения случились. Потолок обвалился, и колонны резные, что в ресторации, пополам сломались. Завалило людёв, а потом еще пожар начался. Горело долго, пламя то красное, то синее – в гостинице же освещение газовое, насилу потушили. Вот откуда трупы. Я вынес пятнадцать, а всего там с полсотни будет…
– Выжил кто? – с надеждой спросил юный полицейский.
– Пьянчуга. Проиграл партию на бильярде, полез под стол кукарекать. Тут и рвануло. Тому, кто выиграл, проломило темечко рухнувшим потолком, а проигравший уберегся. Во, судьба…
– Помилуй, Господи, всех представших пред тобой, – перекрестился Мартын.
– Пожар, говоришь? – Евсей скептически прищурился. – А чего от тебя, Кашкин, горелым не пахнет?
– Да что вы все про меня?! Лучше расскажите, что тут у вас было. Я гляжу, Порох жандармов согнал. Нам, после вчерашнего, не доверяет? – городовой сплюнул презрительно. – Просчитался, выходит, столичный следователь. Засаду поставил, но не угадал. Взорвали-то на Тверской! А сюда, на Красные ворота, бомбисты не заявились.
– Один-то пришел, – Евсей кивнул на тело, накрытое тряпицей. – За час до полудня. Но мы-то заранее упрежденные, с утра ждали. Я вон там ходил, вдоль Спасской, а Мартынка стоял на той стороне, где Мясницкая. Переглядывались чуток, но не сближались, все как полковник велел. А вокруг жандармы.
– Переодетые, слышь-ка! – вставил юный полицейский.
– Ясно, что не в шинелях. Засада ведь, тайное дельце. Бродили туда-сюда, менялись изредка. Унтер-офицер аж трижды переодевался. Сперва с лотком бегал, пирожками торговал. Как все распродал, нацепил клетчатую коротайку и прохаживался с тросточкой. Но быстро замерз. Поменялся, вышел в армяке на меху, с кучерским кнутиком. На том все и закончилось.
– Споймали гада! – снова вклинился Мартын.
– Вижу, как споймали, – хмыкнул Кашкин. – Чего живьем-то не взяли?
Евсей сдвинул шапку на затылок.
– Честно сказать, я и не заметил, как этот одноглазый появился на площади. Отошел по нужде. Стрельба началась, я кинулся сюда, а он уже на земле лежит.
– Зато я все видел, – запальчиво воскликнул Мартын.
– Врешь, заячья губа! Ты же за воротами стоял.
– Да. а бомбист как раз
– Насмерть, выходит? – ахнул Кашкин.
– Не, он еще с минуту бормотал. Жутко так. Глаз стекленеет, уже и двигаться перестал, пена кровавая на губах пузырится, а все силится сказать…
– Да бредил он, – перебил Евсей, досадуя, что все внимание достается младшему товарищу. – Я добежал сюда, жандармы как раз бомбу осматривали. Полковник велел к засаде сапер привлечь, из артиллерии. Дядька суровый. Варежки сбросил, картонку разрезал, а под ней жестяная коробка. Часы на крышке. Поколдовал сапер с минуту, поддел циферблат ножичком, а под ним – дыра. Из дыры проволока торчит. Дядька потянул тихонечко, как на рыбалке, чтоб щука не сорвалась. Достал, а на конце – пузырек из темного стекла. Выдохнул: «Все!» Жандармы подхватили жестянку, унесли подальше. А сапер у меня цыгарку попросил, но курить не может – руки трясутся. Смотрит прямо в глаза и говорит: «Повезло, что бомбист не успел часы завести. Начали бы тикать, тут нам всем и хана!»
– Не собирался он заводить часы, – возразил Мартын, недовольный тем, что его задвинули. – Бомбу хотел поджечь, но не хватило пороху.
– Хорош выдумывать, баклан! Коробка-то жестяная. Как ты ее подожжешь?
– Не знаю как. А токмо пока бомбист помирал, он все шептал: пороху, пороху…
Кашкин резко повернулся на каблуках.
– Пороху? – переспросил он. – Может убитый хотел нашему полковнику что-то передать?
– Ты что же, думаешь, бандит знаком со следователем из охранки?
– Хрен их знает… А еще что говорил одноглазый?
– Аптекаря звал. Видать, мучился от ран-то.
– Как звал?
– Известно как. «Аптекаря! Аптекаря найди…»
– Хм-м, – Кашкин задумчиво почесал подбородок. – Надо все-таки сообщить полковнику. Пусть решает, имеет это смысл или нет.
Порох налетел ураганом, отбросил холстину и мгновенно воспламенился:
– Шта-а-а? Рауфа убили? Всех сгною! Р-р-ротозеи! Пр-р-редатели! Приказал же: брать живьем.
Трое городовых втягивали головы в плечи при каждом восклицательном знаке.
– Где этот чер-р-ртов унтер?! Ты? Мозгляк! На хлеб и воду!
Он навис над жандармом, все еще одетым как извозчик, вцепился в воротник армяка и прорычал в самое ухо:
– Сгною в ар-р-рестантских ротах!
Унтер-офицер крутил в руках кнут и бубнил:
– Звиняйте, ваше высокородие! У него же на лбу не написано, что нашенский. Я гляжу – стреляет. Пальнул в ответ.
– У-у-у, пас-с-скуда… Знаешь, с каким трудом мы его в банду внедряли?
– Никак нет!
– Никак нет, – передразнил следователь. – Ты зачем в грудь стрелял? Мог же в ногу прицелиться.