Гремящий перевал
Шрифт:
— Я согласна.
Они стали обсуждать с Вимвином, когда и как им бежать, что брать с собой, и договорились, что сегодня же после обеда они прихватят пожитки и отправятся на северо-восток — за перевал.
Однако уже к полудню стало ясно, что побег откладывается. Вершины гор исчезли из виду, накрывшись шапками маленьких белых облачков, ветер принялся игриво сметать порошу. По всем приметам надвигалась буря. В ожидании ненастья Атаульф распорядился закрыть все ставни и принести из подвала еще пару корзин горючего камня.
Уже начали подниматься первые снежные вихри, когда Боренли, запасавшая
— Мир дому сему! — торжественно изрекла женщина.
— Перед вами преосвященная Женевьева! — гулким голосом провозгласил мужчина. — А я — рыцарь Еландр. Нам нужно укрытие от непогоды.
— Мой дом — ваш дом, — любезно произнес Атаульф. — Для «Гремящего перевала» — честь принимать таких благородных гостей. Чего изволят сэр рыцарь и мать-аббатиса?
— Матушка, благословите! — попросил Зирзар, очень резво оказавшийся на коленях перед гостьей. Преосвященная Женевьева благословила купца изящным движением тонкой руки. Рыцарь помог ей избавиться от шубы, под которой оказалось пурпурное одеяние, столь роскошное, что Боренли даже глазами захлопала от изумления. Никогда раньше она не видала такой красоты!
Гости попросили согревающие напитки — яблочный пунш аббатисе и грог рыцарю, и Боренли, кинув еще один восхищенный взгляд на великолепный наряд, отправилась на кухню выполнять заказ. Привычно хлопоча над плитой, возясь с чайниками и кастрюльками, ворожа над настойками и отварами, Боренли тихонько мурлыкала под нос любимую песенку про ласточку и весну, как вдруг до ее уха донеслись звуки сердитого голоса Атаульфа, похожие на эхо далекого горного камнепада. Боренли тихонько приоткрыла дверь и осторожно выглянула. Причина дядиного гнева сразу стала ей понятна: на пороге заезжего двора стояли два эльфа. Один из них, мужчина, был одет в кожаные доспехи, из-за его плеча выглядывал узорчатый тул с луком и стрелами. Его спутница была одета в широкий балахон и меховую накидку из беличьих шкурок, в руке эльфийка сжимала тонкий резной посох с развилкой на вершине.
— Я не потерплю длинноухих в моем доме! — горячился Атаульф. — Гномы и эльфы были и будут в вековечной вражде!
— Ты забыл, гном, что между нашими народами заключен мир, — ровным голосом возражал эльф. — И не в обычаях Горных Кланов отказывать в гостеприимстве путникам.
— Я лично никакого мира с вами не заключал и никакого приказа про длинноухих от старейшин моего клана не слышал! — упорствовал Атаульф.
— Добрый хозяин, — неожиданно вмешалась в спор аббатиса, — не лишай приюта эти создания. Так угодно Всевышнему! Эльфы — союзники Императора.
— А мы? Разве мы не союзники?
— И вы, вы — наши самые верные союзники. Так зачем же разжигать вражду между Горными Кланами и Эльфийским Альянсом?
— Мой двоюродный брат, — насупясь, произнес Атаульф, — служил под началом Гумтика Кровоточащего и погиб, защищая стены Темперанса от длинноухих.
— Да, — вздохнула
— Нельзя двигаться к будущему не отрывая глаз от прошлого, — высоким мелодичным голосом произнесла эльфийка.
Атаульфу ничего не оставалось, как молча примириться с присутствием эльфов, которые сели за длинный гостевой стол прямо напротив рыцаря и аббатисы. Боренли подала заказанные напитки и, поскольку Атаульф упорно игнорировал «длинноухих», сама обратилась к новым постояльцам:
— Что изволят уважаемые гости?
Женщина внимательно взглянула на нее. У эльфийки было очень красивое узкое лицо, хотя, конечно, черты его казались неправильными для гномьих глаз, впрочем, как и черты служительницы Всевышнего. Боренли обратила внимание, что у эльфийки лицо словно окружено мягким ласковым сиянием, а у аббатисы лик будто озарен каким-то резким холодным светом.
— Как тебя зовут, дитя? — спросила эльфийка.
— Боренли, госпожа.
— Красивое имя. Я — Каэраэн, а моего спутника зовут Ирлеас. Ты — травница, Боренли?
— Да, госпожа Каэраэн.
— Тогда сделай нам, пожалуйста, травяного чая, который согревает с мороза и вселяет бодрость.
— Хорошо, госпожа Каэраэн.
Когда Боренли направилась на кухню, ее окликнул дядя.
— Боренуля, — сказал он громким шепотом, — завари этим ушастым такой чай, чтобы их три дня слабило.
Дарерад, сидевший рядом с хозяином, сдержанно хохотнул. Он, как и все великаны, был туповат, медлителен, зато имел отличный слух.
— Нет, дядя. Так нельзя, — возразила Боренли. — Фула гневается на тех, кто свой дар использует во зло.
— Ладно-ладно, я пошутил, — отмахнулся Атаульф.
Дар травознания достался Боренли от отца, который был лучшим алхимиком клана. Он погиб в стычке с дикими йети, однако до этого успел открыть дочери многие секреты своего ремесла. Вот и сейчас Боренли заваривала чай и вспоминала, как отец помогал ей заучивать, сколько частей каких травок нужно для чая, который поднимает на ноги раненого воина, сколько для чая, который придает мускулам двойную силу, сколько для чая, который моментально прогоняет всякую усталость.
— Чабрец да боярышник, хвощ да алтей… — приговаривала Боренли. Была у нее привычка во время работы постоянно что-то бормотать себе под нос. Она старалась приготовить самый лучший чай, какой только умела, для такой любезной и красивой гостьи. Когда все заварилось, она разлила ароматный, исходящий паром напиток в изящные оловянные кубки, поставила их на резной деревянный поднос и шагнула из кухни. Однако за порогом ее ждала картина, от которой Боренли чуть не выпустила поднос из рук.
В общем зале опять появились новые гости, и разгорелся новый спор. Вновь прибывшие топтались у входа, отряхиваясь от снега, и по их одеждам легко было понять, что это нежить, служители богини смерти Мортис. Один из них был замотан в темно-зеленую хламиду и на голове носил рогатую шапку: так одеваются колдуны. У второго скелетоподобный доспех и круглый шлем указывали на принадлежность к тамплиерам.