Гремящий порог
Шрифт:
Ляпин подвинул стакан Аркадию,
— Пей! Аркадий хотел отказаться, но, взглянув на хмурое лицо Ляпина, покорно взял стакан..
Ляпин залпом выпил водку и не спускал глаз с Аркадия, пока тот не осушил стакан.. — Погаси свет,—сказал Ляпин Неле.
— Да ты что, Вася, как закусывать будете? — возразила Неля.
— Погаси, говорю! — прикрикнул Ляпин.
Он подвинул столик и сел прямо против окна.Аркадий не успел управиться с первым куском горячей колбасы, как Ляпин быстро вскочил, с шумом отодвинул стул и резко сказал:
— Пошли!
На дне распадка было совсем темно. Шли гуськом по узкой, глубоко
Когда до него осталось несколько метров, Ляпин посторонился и, пропуская Аркадия, не сильно, но резко ткнул его в плечо.
Аркадий прибавил шагу, догнал преследуемого и, подняв воротник, съежившись, прошмыгнул мимо. По высокой сутулой фигуре Аркадий узнал бригадира взрывников Черемных. Он подвигался в гору медленным, усталым шагом. Было мгновение, когда Аркадий хотел схватить его за руку, предупредить. Но липкая трусость снова захлестнула и погнала вперед. Словно надеясь скрыться от того страшного, что надвигалось на Черемных и на него самого, Аркадий поспешно, почти бегом, выбрался из распадка и остановился возле дороги.
Кругом нависла глухая тишина, и только изредка поскрипывали вершины сосен под порывами неровного стылого ветра…
Ляпин выждал, пока фигура Аркадия растворилась в темноте, и, ускорив шаг, догнал Черемных,
— Постой! Поговорить надо,— сказал Ляпин и опустил руку на плечо Черемных.
Тот стряхнул руку и ответил не оборачиваясь:
— Не о чем. И не место.
— Чем худое место?
Ляпин обошел старика и загородил тропу.
— Иди своей дорогой, Василий,— спокойно сказал Черемных.— Нечего нам с тобой делить.
— Ты, старая шкура! — скрипнул зубами Ляпин.— В легавые подался! Кому ты дорогу пересек!
— Не пугай. Колыма позади осталась.
— Позабыл!
— Не забыл. И тебя не забыл. С первого дня приметил. Понадеялся, что ты завязал. Выходит, ошибся. Слушай, Василий, уходи, не мешай людям жить. Три дня даю тебе сроку.
— Мне грозишь! — приходя в ярость, зарычал Ляпин и, взмахнув девой рукой, откуда Черемных не ждал удара, сбил его с ног.
Черемных, не издав ни звука, упал в снег. Ляпин склонился над ним и потянулся к его горлу. Неожиданно сильным ударом ноги Черемных отбросил бандита. Ляпин упал навзничь. Рука, утонув в снегу, ткнулась во что-то жесткое и острое. Ляпин выдернул из-под снега изогнутый сосновый сук и с силою ударил по голове поднимавшегося с земли Черемных. Пересохший сук разлетелся на несколько кусков.Черемных с глухим стоном снова ткнулся лицом в снег. Вконец озверевший Ляпин навалился на него, продолжая наносить удары зажатым в руке обломком…
Аркадий услышал звук удара, треск переломившегося сука, глухой стон и рванулся было к месту схватки. Но тут же ноги у него будто подломились, к горлу подступила противная тошнота, и он, привалясь к стволу сосны, заплакал бессильными, жалкими слезами.
Запоздалая луна выглянула из-за гребня горы и осветила дорогу, по которой шел человек, приближаясь к тропе, уходящей в распадок.
Аркадий испуганно метнулся в сторону от дороги, потом круто повернул и побежал навстречу человеку.
— Там убивают… старика Черемных! — выкрикнул он, задыхаясь и хватая прохожего за руки.
И только когда тот, оттолкнув его, кинулся
Ляпин не расслышал шагов бегущих к нему людей. Стоя на коленях над неподвижным телом, он с тупым остервенением, размеренно, раз за разом наносил удары зажатой в руке деревяшкой.
Вадим схватил его обеими руками за ворот полушубка и, рванув, опрокинул. Ляпин вскочил и кинулся на Вадима. Аркадий успел схватить Ляпина за руку.
– Вот ты как! — закричал Ляпин и со страшной силой ударил Аркадия прямо в лицо.
Аркадий, падая, закричал истошно:
— Помогите!
Аркадий очнулся от резко бьющего в глаза света. Кто-то нагнулся к нему и произнес:
— Очнулся. Подымите его.
Аркадию помогли встать. Он машинально сделал несколько шагов и едва не наткнулся на Ляпина. Ляпин сидел в снегу, поджав ноги. Руки у нёго были заломлены за спину и связаны чьим-то брючным ремнем. Луч фонарика скользнул по спине Ляпина. Аркадий увидел, что стянутые ремнем руки, сплошь покрыты кровью, .и задрожал от ужаса.
Бригадир бульдозеристов Федор Васильевич и Вадим склонились над лежащим ничком Черемных и осторожно повернули его на спину. Федор Васильевич расстегнул на нем ватник и рубаху и припал ухом к его груди.
— Кажется, жив. Посветите.
Разбитые губы чуть шевельнулись. Но Федор Васильевич смотрел не на лицо. На сухой, поросшей седым волосом груди выделялся глубокий, причудливой формы шрам, похожий на фашистскую свастику.
—Максим! — вскрикнул Федор Васильевич в необычайном волнении. Он поднял голову старика и, вглядываясь. в его лицо, повторял:—Максим? Ты слышишь меня, Максим Никифорович?..
«Почему Максим?»—подумал в недоумении Аркадий.
После работы Федор Васильевич снова пошел в больницу. Дежурная сестра сказала ему, что состояние Черемных по-прежнему очень тяжелое.
— Повидать не разрешите?
— Что вы! — сказала сестра.— Он и в сознание не приходил. Никого к нему не пускают. Тут и следователь приходил. Тоже ушел ни с чем.
— Все понятно, сестрица,—сказал Федор Васильевич.— Я не следователь, но мне тоже очень нужно повидаться… А скажите, сестрица, вы его перевязывали?
— А вам к чему это?
— Не заметили на левой руке, повыше локтя, шрам?
— Как не заметить! Вся рука изуродована, смотреть страшно.
— Буду наведываться, сестрица. Как только можно будет, пустите меня к нему. Очень надо.
Сомнений не оставалось: человек, называвший себя Иваном Васильевичем Черемных, был его фронтовым товарищем Максимом Дубенко…
…Первый раз увидел он Максима Дубенко в дождливый осенний день в конце сентября 1941 года. Впрочем, для него, Федора Перетолчина, этот промозглый, хмурый день был одним из самых радостных в жизни. Четверо суток скитался он по обожженным войной лесам и топким болотам Смоленщины, обходя поляны и остерегаясь дорог. В подбитом, сгоревшем танке остались его боевые товарищи, и: он один, обожженный, голодный и обессилевший, брел на восток, к своим. И когда иссякли последние силы и стала угасать последняя надежда, наткнулся на небольшую группу бойцов, так же, как и он, выбиравшихся из окружения. Лейтенант, командовавший отрядом, опросил его, похвалил за то, что сберег солдатскую книжку и комсомольский билет, и определил во взвод к старшему сержанту Максиму Дубенко.