Грешник
Шрифт:
В третий раз. Какого. Черта.
— О боже, — сказала я. — Это действительно происходит?
— Изабел, — сказал Джереми мягко, — это позитивное пространство.
София подавила испуганный и слезливый смешок. Я округлила глаза.
— И долго это продлится?
— Вечность — это долго? — спросил Джереми.
— О госп…
Он усмехнулся.
— Я прикалываюсь. Это займет пять-десять минут.
Я указала наружу:
— Я буду там. Все нормально, София?
Она была в порядке. Конечно. Воображаемые существа
Я прошла всего несколько ярдов в темноте, когда Коул появился прямо передо мной. Его глаза были голодными.
— Изабел…
У меня было достаточно времени только на то, чтобы почувствовать, как его пальцы схватили мою руку, потянув в сторону, и тогда мы оказались с другой стороны мавзолея и поцеловались. Это произошло так мгновенно, что-то, чего я хотела так сильно, что было невозможно понять, он это начал или я. Все в моей голове превратилось в кашу, кроме его улыбки, его тела, его пальцев, сжимающих мое плечо, другой руки, что задрала мою юбку. Его рука на моем бедре была вопросом; мои руки, притягивающие его ближе, были ответом.
Было недостаточно темно, чтобы скрыть нас, София могла выйти с Джереми и увидеть нас, я не должна была позволить зайти слишком далеко.
Это было не важно.
Я хотела его.
Фонарик осветил наши лица. Предупреждение.
— Эй, ребята, — сказал парень. Обычный охранник. — Снимите комнату.
Коул перестал целовать меня, но не дал уйти.
— Ага, — сказал он, сверкнув напряженной улыбкой уходящему охраннику. Затем прошептал мне на ухо, языком и зубами:
— Возвращайся со мной.
Сердце упало в пятки, колени подкосились. Я знала, что он имел в виду, но сказала:
— Я как раз возвращалась.
— Я не об этом, — сказал Коул, — Не об этом. После. Возвращайся со мной.
Он говорил о объятьях. Он говорил о сексе.
Я сказала:
— Мне нужно доставить Софию домой.
— Я подброшу тебя, — сказал Коул.
Мое тело застучало в ответ вместо меня. Я попыталась мыслить разумно.
— Как я доберусь домой?
— Домой? — эхом повторил Коул, как будто понятия не имел, что оно значило. — Останься. Я отвезу тебя обратно утром. Изабел…
— Останься! — зашептала я, неожиданно горячо. Это было не то «останься», которого я боялась. Это то, которое могло мне понравиться, и что случится потом, когда одному из нас надоест другой? Я видела достаточно такой борьбы в Доме Страданий, чтобы понять, что не хочу этого. Два дня назад его здесь не было, а теперь он хотел, чтобы я провела с ним ночь. Может он и колоссальная рок-звезда, поимевшая тонну девушек, но я была обычной экс-католичкой, которая добиралась к третьей основе несколько раз.
— Чего ты хочешь от меня?
— Я сказал тебе, — сказал он. — Ужин. Десерт. Секс. Жизнь.
Слышать это было немного обидно,
— Ты сказал это потому, что думаешь, что выглядишь хорошо, говоря это.
Коул пренебрежительно фыркнул:
— Да, но я также подразумеваю это.
Я убрала его руку со своей задницы, так что могла соображать лучше.
— Помедленнее, Коул.
Он шумно и драматично вздохнул. Затем он опустил свою голову мне на плечо, дыша мне в ключицу. Впервые, не двигаясь, не нуждаясь, не спрашивая, не делая ничего. Просто удерживая меня, и позволяя мне удерживать его.
Это было самой потрясающей вещью.
Это не был вопрос. Это было утверждение.
И это было то, чего я больше всего боялась: Коул Сен-Клер влюблялся в меня, и я влюблялась в него, мы оба — человеческое оружие, и оба в итоге окажемся с разбитыми сердцами.
Глава 15
КОУЛ •
Изабел не ушла со мной, а это означало, что я остался в квартире один, гигантская луна наблюдала за мной через стеклянную дверь. Я хотел ее так сильно, что не мог думать. Было бесчисленное количество минут между сейчас и утром.
Я посмотрел на клавиши, и они посмотрели в ответ. Никто из нас не был заинтересован в другом.
На кухне, я исследовал камеры, прикрепленные к краю столешницы, направленные в пол. Я присел рядом с одной и сказал: «Привет. Я — Коул Сен-Клер. И это мой инструмент.» Я выпрямился и покрутил бедрами напротив нее минуту-две. Камера не была подходящим зрителем.
Я взобрался на столешницу, чтобы проверить, смогу ли достать до потолка. Я смог. Я пнул тостер на пол, чтобы послушать, какой звук он издаст. Не очень.
Утро все еще не наступило.
Я не мог понять устойчивость Изабел к моей неотразимости.
Единственное, что помогало мне выдержать это яростное желание, — то, что где-то там Изабел хотела меня так же. Мне хотелось позвонить ей и узнать, так ли это, но даже я понимал, что такой звонок — нарушение всех условий, которые она мне поставила.
У кровати было слишком много глаз, так что рухнул на одно из кресел в гостиной и перебирал фенечки на руке, пока не уснул. Мне приснилось, что я бодрствовал в кресле, которое пахло, как старая вода океана, и я проснулся в одиночестве с растяжением мышц в шее и со все еще светящей мне в лицо луной. Мое сердце и легкие все еще съедали меня изнутри, так что я взял свои вещи и пошел на крышу.
Эта поздно-ранняя ночь-утро в Лос-Анджелесе была холодной и фиолетовой. Луна была уходящей, но все еще достаточно близкой, чтобы напоминать открытый глаз. Я слышал смех людей в баре через несколько улиц.