Грешники, которыми мы стали
Шрифт:
Я наклоняю голову, пока мои губы не касаются мочки его уха.
– Возьми меня снова, – шепчу я.
Он переворачивает меня и целует, пока не становится трудно дышать, его язык скользит по моей нижней губе. Он шепчет мое имя, когда у него появляется возможность вдохнуть воздуха, и мне интересно, возможно ли влюбиться за последние несколько дней. Или обстоятельства только разыгрывают меня.
Это несправедливо.
Это несправедливо, он чувствуется настолько
***
Тишина заполняет оставшуюся часть дня. Наша одежда сложена, мы едим и снова моемся в бассейне. Я засыпаю в объятиях Кейси, его губы целуют мою шею. Я помню, что пытаюсь дышать с ним в унисон, когда просыпаюсь часами позже в темноте.
Позже тень склоняется над нашей кроватью.
13 июля, прошлый год
Дом мамы
Тодд уснул прямо на мне после обеда, пока я была в качестве няни. Мама не заслуживает какой– либо помощи от меня, но я скучаю по этому маленькому негодяю. Это несправедливо, что я избегаю его из– за нее.
Я полулежала перед телевизором в течение нескольких часов. Когда я поняла, что Тодд спит, переключила программу на что– то, что больше нравится мне – комедию, которую Меган и я постоянно смотрим. Приближаются сумерки, и я начинаю дергаться. У Меган и меня было сегодня итоговое собрание, на котором мы бы могли проверить наши проекты, чтобы убедиться, что почти все из них готовы. Я сказала маме, что могу нянчиться с Тоддом только до шести.
Было десять минут седьмого.
Она не брала телефон, а я не могла оставить Тодда в одиночестве.
Тодд шевелится, когда мама приходит домой в половине седьмого.
Было тяжело оставлять его, когда стон, который он издал, был таким нуждающимся, как будто требовал тепла от меня, потому что я единственная, кого он касался за эти месяцы. Что вынудило чувствовать себя сильной – казалось, я была ласковой мамой, а он никогда не ощущал материнской любви.
Я медленно опустила его на кровать, накрывая покрывалом до подбородка, когда он заерзал от дискомфорта. Я заправила края вокруг него, ожидая каждую секунду, что она фыркнет и бросит свои вещи на обеденный стол. Я знаю, что она пыталась быть настолько драматичной, насколько это возможно.
И все же она продолжила свои действия, которые говорили, что она пытается донести до меня, отказываясь произносить слова. Так что я заговорила с ней.
– Ты опоздала, – сказала я.
Она медленно вытащила заколки из волос, как будто у нее было все время мира. Я знала, что она делает это нарочно. Ее бесконечное нытье, чтобы заставить меня сидеть с Тоддом, было всего лишь уловкой, чтобы сделать меня несчастной. Не то чтобы я думала, что она наслаждается, делая меня несчастной. Это была игра власти, которая хорошо мне знакома. Нетерпеливость была моей слабостью, и она знала, как это использовать.
– Я ухожу, – сказала я, надевая пальто и закидывая сумочку на плечо.
– Не разыгрывай сцену из– за того,
Я сделала ей одолжение, и мне не высказали благодарности.
– У меня открывается галерея в следующем месяце. Моя галерея. А теперь мне придется опоздать на самую важную встречу.
Я была почти у двери, когда она сказала мне:
– Ты не говорила мне об этом.
Я остановилась.
– Не думала, что должна. Мне казалось, что ты уважаешь тот факт, что я приехала сюда и сказала тебе, что должна уехать в определенное время.
– Это не то, что я имела в виду, Эв. Я бы хотела пойти.
В секунду издевательство сорвалось с моего рта, и я знала, что это прозвучало плохо, но не хотела забирать свои слова обратно.
– Все хорошо, мам. Ты не должна делать вид, что заинтересована в моем печальном поводе для триумфа.
Я злилась, подпитывалась гневом, который чувствовала в тот момент, поэтому хлопнула дверью. Когда я села в машину, то надеялась, что Тодд простит меня за мой кратковременный порыв – мое желание злиться на маму было сильнее, чем необходимость попрощаться с ним. Я должна была сделать что– нибудь для него – может быть, сходить с ним за мороженым или что– то подобное.
В следующий раз я видела Тодда – или маму – в тюремной камере для свиданий.
ГЛАВА 10
Это, должно быть, тест.
Испытание может начаться в любое время – конечно, о безопасности и речи быть не может. Валери была похищена прямо из нашего лагеря.
Тень вскрикивает и пятится назад.
– Господи! Эвелин, прикрой свою грудь!
Испугавшись, я натягиваю простыню до шеи.
– Таннер? – Кейси проснулся. – Таннер?
Мое зрение привыкает к темноте, и я смогла увидеть его, одной рукой прикрывая грудь.
– Понятия не имел, что вы здесь, ребята. Напугали меня до смерти.
Кейси оборачивает одеяло вокруг своей талии. Я делаю импровизированное платье из простыни и встаю. Я хочу подбежать к нему и обнять, но не думаю, что он будет в восторге из– за моего вида.
– Как ты сюда попал? С тобой все в порядке? Где Валери и Джас?
– Помедленнее, – вздыхает он. – Дайте секунду, чтобы мое сердце успокоилось.
Я с тревогой жду, когда Таннер отдышится, садясь на кровать и сжимая простынь в кулаке. Кейси покидает кровать и нервно похлопывает Таннера по плечу.
– Мы беспокоились о вас, ребята.
– Ребята – это всего лишь я, – говорит он.
По моему телу пробегает холодок. Джас и Валери. Если он один, тогда…
– Я потерял Джас и Валери тогда же, когда и вас.
Вздох облегчения срывается с моих губ.
Они могут быть живы.