Грешные намерения

Хойт Элизабет

Сент-Джон наклонился к нему еще ближе.

— Что вам от нее надо? Лазарус прищурил глаза:

— А что? Вы собираетесь разыграть благородного рыцаря и вырвать ее из моих жестоких рук?

Обычно мягкие серые глаза Сент-Джона превратились в камень.

— Если потребуется, да.

— Вы думаете, я так и позволю вам отобрать у меня то, что мне нужно?

— Вы говорите о миссис Дьюз, как будто она игрушка. — Выражение лица Сент-Джона стало задумчивым. — Вы сломали

бы ее в приступе гнева?

Лазарус чуть заметно улыбнулся:

— Если бы захотел.

— Ладно, — проворчал Сент-Джон. — Вы не настолько потеряны для человечества, раз вам иногда хочется поиграть.

— В самом деле?

Лазарус больше не улыбался. Он взглянул на миссис Дьюз, она с чистосердечным вдохновением рассказывала о своем благотворительном приюте. Кэр посмотрел на Сент-Джона, единственного во всем мире человека, которого мог назвать другом. В зале становилось невыносимо жарко, и плечо напоминало о себе острой болью.

— Вот вам мудрое предостережение: не делайте ставку на мою человечность.

Сент-Джон удивленно посмотрел на Кэра:

— Я не буду сидеть и молча смотреть, как вы обижаете невинного. Я заберу ее у вас, если почувствую, что она нуждается в моей помощи.

Гнев вспыхнул с такой силой, что Лазарус сверкнул глазами.

Сент-Джон, должно быть, увидел в его глазах смертельную угрозу и отступил.

— Кэр?

— Не надо, — прошипел Лазарус. — Даже не пытайтесь, Сент-Джон. Занимайтесь своей женой. Миссис Дьюз — моя, я могу делать с ней все, что захочу.

Сент-Джон перевел взгляд с него на миссис Дьюз.

— А она в этом деле не имеет права голоса?

— Нет, — прорычал Лазарус, сознавая, что походит на собаку, стерегущую свою кость.

Сент-Джон спросил:

— А она знает о ваших намерениях?

— Узнает. — И Лазарус, повернувшись, схватил миссис Дьюз за плечо, перебивая ее на полуслове. — Прошу прощения, джентльмены. Мне надо найти для миссис Дьюз самое удобное место.

— Конечно, — ответил сэр Генри, но Лазарус уже уводил ее.

— Что вы делаете? — Миссис Дьюз, казалось, была им недовольна. — Я только начала обсуждать количество свежих овощей, которое мы каждый месяц закупаем для приюта.

— Страшно интересная тема, не сомневаюсь.

Ему хотелось сесть, он нуждался в отдыхе. Проклятая рана в плече болела.

Темперанс свела брови.

— Я им надоела? Поэтому вы вмешались? На его губах мелькнула улыбка.

— Нет. Они, кажется, с большим удовольствием слушали бы вашу лекцию об одежде и питании детей до самого утра.

— Гм. Тогда почему вы увели меня?

— Потому что всегда выгоднее оставлять покупателя с

неудовлетворенным желанием, — шепотом объяснил он, наклонившись к волосам над ее ухом. Глупая красная лента, вплетенная в блестящие локоны, раздражала его, и он в какую-то безумную минуту захотел выдернуть ее. И посмотреть, как волосы упадут Темперанс на плечи.

Ее лицо было так близко, что он видел золотые искорки в ее светло-карих глазах.

— И много вы продали, лорд Кэр?

Она дразнит его, эта праведная христианка. Неужели она его совсем не боится? Неужели она не чувствует, какие черные мысли кипят в глубине его души?

— Несколько… идей, — ответил он.

Она склонила голову набок и посмотрела на него с любопытством:

— Вы продавали идеи?

— Образно говоря, — сказал он и подвел ее к двум стульям в конце первого ряда. — Я являюсь членом нескольких философских и научных обществ. — Он усадил ее и, расправив полы камзола, сел рядом. — Защищая свою точку зрения, вы продаете ее вашим оппонентам, если вы меня понимаете.

Он не упомянул другой тип «продажи», которой занимался, он соблазнял женщин проделывать такие вещи, о которых при других обстоятельствах они никогда бы даже не подумали.

— Думаю, я понимаю, что вы хотите сказать. — Глаза миссис Дьюз весело загорелись. — Признаюсь, я не вижу вас в роли торговца идеями, лорд Кэр. И в этом проходят ваши дни? В спорах с другими учеными джентльменами?

— И в переводах с различных греческих и латинских рукописей.

— Каких?

— Поэзия большей частью. — Он взглянул на нее. Неужели ей и в самом деле интересно?

Она оживилась и спросила:

— Вы пишите стихи?

— Я перевожу их, это совсем другое.

— А я бы сказала, что есть что-то общее.

— Что же?

Она пожала плечами:

— Разве поэты не думают о размере, рифме и подходящих словах?

— Разумеется.

Она посмотрела на него, улыбнулась, и у него перехватило дыхание.

— Я думаю, что переводчик тоже должен обращать внимание на эти вещи.

Он был поражен. Откуда она знает, эта простая женщина из совсем другой жизни? Как она одной фразой выразила его страсть к переводам?

— Полагаю, вы правы.

— В вашей душе скрывается поэт, — сказала Темперанс. — Вот уж никогда бы не подумала.

Теперь она определенно дразнила его.

— А… — Он вытянул свои длинные ноги. — Вы не знаете обо мне очень многое, миссис Дьюз.

— В самом деле? — Взгляд, брошенный за его плечо, подсказал Кэру, что она смотрит на его мать, в уголке беседующую с леди Бекинхолл. — Например?