Грешные намерения
Шрифт:
— Да, — прошептала она.
На мгновение он закрыл глаза, жалея, что так настойчиво расспрашивал ее.
— Вы никогда не простите себе этого, да?
— Я… — Казалось, ее поразило то равнодушие, с которым он говорил о ее трудном положении.
— Для вас связь с мужчиной — самый непростительный грех, — сказал он. — А когда вы решили, что нуждаетесь в наказании, вы воспользовались своим самым страшным грехом.
Он открыл глаза, перед ним была она, такая красивая, такая сильная. Неожиданно он понял, что желал бы видеть в женщине, и наконец определил, какое чувство владело сейчас его сердцем. Обида. Темперанс не могла бы ранить его больнее, даже если бы пронзила стрелой
— Вы воспользовались мной, чтобы наказать себя? Он видел по ее лицу, что она начинает понимать его, и это подтверждало все ярче, чем любые ее слова. И все же оставался еще один, последний вопрос. — Я для вас только орудие наказания?
Глава 17
Мег посмотрела на самого могущественного в этом королевстве человека.
— Ваше величество, позвольте мне спросить, почему вы желаете знать, что такое любовь?
Король задумался.
— Я знаю, как встречать смерть на поле боя. Я знаю, как управлять огромным королевством, как отправлять правосудие и проявлять милосердие, но, несмотря на все это, я не знаю, что такое любовь. Ты можешь рассказать мне о ней?
Мег ела и думала о его вопросе. Как объяснить королю, что такое любовь? Наконец она подняла глаза и увидела, что король дает синей птичке кусочки финика.
— Откройте клетку, — сказала Мег.
— Орудие наказания? — удивилась Темперанс, глядя на Кэра.
Он был одет, а она была совершенно голая. Он занимался с ней любовью, даже не сняв камзола. Она чувствовала от этого страшное неудобство. Она только что рассказала Кэру о своем ужасном позоре — она не рассказывала об этом никому, даже Сайленс, — а он обвинил ее… в чем?
Темперанс растерянно покачала головой:
— Я не думаю о вас как об орудии наказания.
— В самом деле? — Она еще никогда не видела его таким спокойным, даже отдалившимся от нее. — Тогда объясните вашу неожиданную просьбу связать вас?
Она натянула на голые плечи покрывало, пряча их от его взгляда.
— Я… я просто подумала, что вам это нравится. Мне было немного любопытно. Не знаю, почему я попросила об этом.
— А я знаю. — Заложив руки за спину, Кэр повернулся к Темперанс. — Это ведь было унизительно для вас?
— Нет! — даже не подумав, воскликнула она. Но он не слушал ее.
— Вам требовалась разрядка, но для вас это было грехом. Самым тяжким из грехов. И единственное, что вы позволили себе, это сделать разрядку грязной и неприятной.
— Нет! — Она отбросила покрывало, забыв о своей наготе. Как он мог подумать…
— Чем-то унизительным. — Он повернулся, и Темперанс застыла, полуприкрытая одеялом. — Потому что иначе это было бы одним удовольствием. А вот этого вы не могли себе позволить.
Она медленно отодвинулась, даже не думая защищаться. Неужели это правда? Неужели и в самом деле она использовала его таким недостойным образом?
— Мне все равно, — равнодушно сказал он. — Что бы вы ни думали. В конце концов, меня никогда не интересовали чувства моих любовниц. Откровенно говоря, при наших сделках их чувства не учитывались. Только странно, что меня беспокоят ваши чувства.
Он замолчал, глядя на свои руки, потом посмотрел на нее. Сейчас выражение его лица было печальным, страдальческим и смиренным.
При взгляде на него у нее сжалось сердце, ей захотелось сказать что-нибудь, но она не могла заставить себя заговорить.
— Вы дороги мне, — сказал Кэр. — И хотя я отвратительное существо, я считаю, что не заслуживаю подобного обращения. Может быть,
Он повернулся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
С минуту Темперанс просто смотрела на закрытую дверь. Ей хотелось побежать за ним, попросить прощения, что-то объяснить, сказать те слова, которые раньше не могла произнести, но она была голой. Она посмотрела на покрывало, соскользнувшее с ее колен.
Потом поспешно встала с постели и начала одеваться, но сорочка застряла на голове, и куда-то пропал второй чулок. Пока она натыкала в волосы достаточно шпилек, чтобы удержать прическу, прошло полчаса, а Кэр все не возвращался.
Темперанс открыла дверь и осторожно вышла в коридор. В доме стояла зловещая тишина. Куда Лазарус мог пойти? Может быть, в кабинет? Или у него есть личная гостиная? Или библиотека? Темперанс пошла по коридору, заглядывая по пути во все комнаты. Наконец она сообразила, что библиотека должна быть на другом этаже, и спустилась вниз по лестнице.
В главном холле было светло. Темперанс увидела там Смолла и дворецкого.
— Вы видели лорда Кэра? — спросила она, зная, что краснеет. Что могли подумать слуги об одинокой женщине с растрепанными волосами в доме неженатого джентльмена?
Но все ее смущение исчезло, когда Смолл ответил:
— Милорд ушел, мэм.
— О! — Темперанс растерялась. Неужели ему было настолько противно ее общество, что он ушел из собственного дома?
— Лорд Кэр распорядился, чтобы вам предоставили карету, мэм. — Лицо Смолла было застывшей маской верного слуги, но в его глазах Темперанс видела сочувствие.
Ей вдруг захотелось заплакать. Значит, конец? Все, что произошло между ней и Кэром, кончилось?
Она не сломается. По крайней мере, сейчас.
— Спасибо. Это очень… любезно со стороны лорда Кэра.
Смолл поклонился, словно она была настоящей леди, а не дочерью пивовара, недавно брошенной аристократом-любовником. Она вышла на дневной свет и спустилась со ступеней, держась со всем достоинством, какое только могла изобразить. Однако внутри кареты, когда захлопнулась дверца и Темперанс оказалась вдали от любопытных глаз, выдержка изменила ей.
Всю свою жизнь она считала себя хорошим человеком. Ее падение, связь с соблазнившим ее мужчиной, стала для нее потрясением. Темперанс поняла, что сбилась с пути истинного от того, что в ней был какой-то изъян, и решила, что этим изъяном были ее непреодолимые сексуальные желания. Но что, если это было лишь признаком еще более тяжкого греха?
А что, если ее истинным изъяном была гордость? Она и невидящими глазами смотрела, как за окошком мелькает Лондон, и думала о своем замужестве, теперь уже таком далеком. Бенджамин был знакомым ее отца, тихим, серьезным не по годам. Одно время он готовился в священнослужители, но к моменту знакомства с ее отцом Бенджамин был обнищавшим школьным учителем. Отец предложил ему работу в приюте и комнату в их доме. Темперанс тогда было шестнадцать — она была так молода! Бенджамин был зрелым человеком с приятным лицом, и отец одобрял его. Казалось совершенно естественным выйти за Бенджамина замуж. В браке она была вполне счастлива. Ведь Бенджамин был хорошим, приятным человеком. Он был нежен в постели и даже не лишен страсти. Он верил, что плотская любовь — это священный акт мужчины со своей женой. Что-то такое, что надо совершать разумно и не слишком часто. Только однажды он проявил некоторое недовольство, когда Темперанс предложила почаще поддерживать плотскую связь. Он совершенно ясно дал ей понять, что женщина, которая хочет чувственного наслаждения, заслуживает жалости.