Greta oto

Smaragd

— Ты с ним всё ещё встречаешься? У вас серьёзный роман? — без эмоций, будто о чём-то само собой разумеющемся спросила Тина. Ей хотелось отшвырнуть плед, вскочить с кровати, схватить самую красивую чашку, нет, лучше супницу из столового сервиза, и со всего маху садануть ею об пол. Так, чтобы осколки отлетели шрапнелью и вонзились в стены! А потом сорвать с окон занавески,

свалить к ним в кучу все платья и юбки, чулки и панталоны, какие только найдутся в квартире, и растоптать всё это! Лучше поджечь! Ещё разбить вдребезги все зеркала, чтобы больше никогда не видеть собственного отражения!

Расслабившись от спокойного тона сестры и решив, что она больше не сердится, Куинни беспечно пожала плечиком:

— Что ты, нет. Мы расстались. — Её глаза погрустнели, кажется, в них даже навернулись слёзы. — Он очень достойный мужчина, ты не думай о нём плохо. Я сама виновата, влюбилась, как дурочка. Мы уже с лета не встречаемся. Как только он ушёл из школы… — Куинни резко замолчала и украдкой взглянула на сестру, пытаясь сообразить, поняла ли та что-то по её оговорке или догадалась раньше?

Не поведя и бровью, Тина вздохнула:

— Ну и хорошо. Главное, Куинн, не позволяй мужчинам разбивать твоё сердечко, остальное — глупости. Если ты сегодня задержишься на вечеринке у Шарлотты, то обязательно позвони. И не забудь зонт, на улице дождь.

— Кому же я позвоню? Ты ведь будешь на балу. Пожалуй, переночую у Шарлотты, не волнуйся, веселись там за нас обоих, передавай привет школе и Клементину. — Совершенно успокоившаяся Куинни хихикнула. — С наступающим Рождеством, дорогая! — Поцеловала Тину в щёку и уселась за туалетный столик. — Может, тебе всё-таки помочь с вечерним макияжем?

Тина закатила глаза, накинула пеньюар и отправилась варить кофе. «Ты сильная, Порпентина Голдштейн, — думала, проворачивая кофейные зёрна в ступке, — вот тебе новое задание: справиться с этим без слёз и прочих глупостей…»

Она завтракала дольше обычного, потом взялась перемывать всю посуду и начищать столовые приборы.

Когда собравшаяся сестра, ещё раз чмокнув её в щёку и пожелав провести

прекрасный вечер, убежала со словами:

— Увидимся завтра. Не забудь положить мне в чулок подарок! Приду утром — проверю! — Тина вернулась в спальню, достала из тайного ящика празднично упакованную коробочку и, засунув в тёплый чулок Куинни, прикрепила красивым бантом к каминной полке.

Потом забралась в постель и с головой укрылась пледом.

Думать о том, точно ли Персиваль Грейвс или кто-то другой подарил ей поцелуй с ароматом пачули, предназначавшийся Куинни и так изменивший её жизнь, она не хотела. Потому что несмотря ни на что мистер Грейвс ей очень нравился. И не нравился одновременно. Она готова была его убить или даже отхлестать по щекам! И в это же самое время до слёз хотела ещё хоть разок прикоснуться губами к его губам… А ещё потому, что отчётливо понимала: без этого случайного поцелуя так и осталась бы до последних своих дней бесцветной Гретой Ото, не испытала бы всех волнительных прекрасных эмоций, не увидела бы чудесных снов о любви, не погрузилась в такие сладостные светлые мечты. Не распробовала бы вкус зимы, никогда не посмела бы пригласить на танец парня, вряд ли бы решилась стать мракоборцем. Не поняла бы главного. О людях. О себе. Не узнала бы, кто она, Порпентина Эстер, на самом деле, чего желает, к чему стремится. Кого хочет любить. И ждать, пусть до конца жизни. И дождаться.

К вечеру над Нью-Йорком, словно соблюдая традиции Рождества, опять пошёл снег. На этот раз он, медленно вальсируя, кружился пушистыми хлопьями и мягко укрывал лужи и мокрые мостовые. Самые крупные и любопытные снежинки заглядывали в тёмные окна квартирки сестёр Голдштейн. Но крепко спящая Тина их не видела. Она до самого утра гуляла под звёздами по заснеженным тропинкам у хрустального водопада с милым, застенчивым, сильным, верным, добрым, заботливым, с самым лучшим мужчиной на свете. Со своим любимым. И всю рождественскую ночь напролёт целовалась с ним, тая от счастья. Был ли это Персиваль Грейвс? Кто знает…