Гретель и тьма
Шрифт:
– Ты дрался, – торжествующе постановила Гудрун. – Ну погоди, вот хозяин-то узнает…
– Отстань, – рявкнул Беньямин, промокая кровоточащие ноги старой тряпкой. – Давай беги докладывать, если хочешь. Мне плевать.
– Ничем ты не лучше беспризорников. Драться да куролесить…
Беньямин озлобленно уставился на нее.
– Там головорезы буянят в Леопольдштадте. На меня тоже напали.
– Ох. – Гудрун притихла. – Тогда… – Она открыла дверь. – Видимо, тебе лучше выйти на свет. Стой там. Дальше не ходи. Тут пол мытый.
– Я не могу… – Кухня на миг почернела. Беньямин качнулся
– Что он наделал? Дай я посмотрю.
– Прочь с дороги, девонька. – Гудрун отпихнула ее и схватила Беньямина за голову обеими руками – поглядеть на разодранную кожу. – Это нужно промыть, а еще сверху приложить мою примочку из календулы, чтоб вытянула грязь. Ты в том паршивом месте мог подцепить что угодно. – Она подтащила стул. – Сядь.
– Нет. – От проявлений ее грубой заботы Беньямин весь сжался. – Все в порядке. Сам разберусь.
– Как хочешь. На таком-то уродливом лице шрамом больше, шрамом меньше.
– Беньямин не урод, – возразила Лили. Гудрун пренебрежительно фыркнула, но Лили, не обращая внимания, погладила его по щеке, он подался к девушке. – Это же он, да? Надо было предвидеть, что он не сдержит слово. Я сделала все, что он… – Тут она умолкла: в дверях возник Йозеф.
– Что происходит? – Доктор увидел, в каком ужасном состоянии Беньямин, и глаза у него расширились. – Как это произошло? Не надо, не отвечай. Пойдем со мной. Без вас, Лили, – мне нужно поговорить с Беньямином один на один.
– Никуда ему нельзя в этом состоянии идти, – восстала Гудрун.
– Я бы сказал, это все надо промыть. – Йозеф взял Беньямина за руку. – Принесите горячей воды и найдите чистую одежду. У Беньямина размер, как у Роберта.
– Сколько, они думают, у меня рук? – спросила Гудрун в потолок. – Похоже, чем больше я делаю, тем меньше со мной считаются.
Беньямин оказался в видавшем виды кожаном кресле в кабинете у доктора, но как очутился здесь, вспомнить не смог.
– Не пытайся говорить, – сказал Йозеф. – Давай тебя сначала осмотрим. – Он вгляделся юноше в глаза. Далее последовала чрезвычайно неприятная процедура промывки ободранных коленей и извлечения оттуда грязи, после чего доктор применил разнообразные снадобья – все жгучие, но, вероятно, не сильнее, чем сомнительная припарка Гудрун. Йозеф, по крайней мере, обращался с ним бережно.
Когда они закончили, у Беньямина случилась еще одно помрачение. Может, задремал. На сей раз, когда он открыл глаза, над ним стоял Йозеф, держа в руках мягкую белую сорочку и брюки.
– Эти должны подойти. – Он сунул юноше в руку стакан вина. – Выпей. Поможет.
– Спасибо, сударь. Простите, что от меня столько беспокойства. – И Беньямин вновь свесил голову на грудь. Поддерживать ее стоило неимоверных усилий.
– Пустяки, – взволнованно отозвался доктор. – Что стряслось? Ты ходил в клуб. Кто-то из тамошних это тебе устроил?
– Нет. Это было потом. – Беньямин сделал несколько глотков вина. Острое Weifigipfler [95] его несколько оживило, но он слишком устал и не готов был излагать всю историю
95
Сорт немецкого белого вина.
Йозеф потянулся к нему, взял за подбородок, заглянул в лицо.
– По голове били?
Юноша кивнул.
– Когда схватили, они… меня пинали.
– Понятно. – Йозеф выпрямился и принялся ходить взад-вперед по комнате. – Я нечаянно услышал, что сказала Лили. – Он глубоко вдохнул. – Она сказала – возможно, это не в точности ее слова: «Надо было предвидеть, что он не сдержит слово. Я сделала все, что он от меня хотел». – Йозеф поправил портрет. Провел пальцами по верхней планке рамы, проверил, нет ли пыли, после чего развернулся и в упор посмотрел на Беньямина. – О ком это она? Как зовут этого человека? О каких обещаниях речь? И почему ни один из вас об этом ничего не говорил?
Беньямин вздохнул.
– Яне знаю, о чем она. – Но что-то в этом было. Оно висело прямо над бритвенным лезвием памяти, и чем старательнее он пытался ухватить, тем дальше оно отступало. – Не знаю, – повторил он. – Может, это опять ее… ну, это, сказки… вроде той бессмыслицы, что она сделана из часовых колесиков или что ей не надо есть?
– Хм-м, – отозвался Йозеф. Он сел и долил им вина. – Расскажи мне подробнее, что там случилось в Леопольдштадте. Кто были нападавшие? Христианские социалисты? Люди Лютера? – И, не дожидаясь ответов, продолжил: – Этот глупец уже четыре года нас предупреждает.
Беньямин помолчал мгновение, вспоминая их ночные разговоры. На выборах в 1895 году бургомистр угрожал начать конфискацию имущества. Пустая угроза, конечно: Люгер попросту пытался сделать так, чтобы евреи не поддерживали его политических оппонентов. И конечно, обращался он к зажиточным, ассимилировавшим евреям – торговцам, специалистам, ученым, а не к жалким созданьям, бежавшим из дома и искавшим в Вене укрытия. И все же это был тот самый Карл Люгер, кто прозвал венгерскую столицу Юдапештом, – и толпа, ликуя, подхватила эту издевательскую шутку.
– Люгер эту кашу заварил, – сказал он наконец. – Скажет что угодно, лишь бы набрать популярности.
Йозеф кивнул.
– И ему плевать на последствия. Пока это все разговоры – какие-то поядовитее прочих. Попомни мои слова: рано или поздно какой-нибудь безумец воспримет его болтовню всерьез. И что тогда? Евреи виноваты – вот девиз. В чем, спрашивается? Вечный вопрос. В том, что решит гойское большинство, естественно. Как ни поверни, мы всегда козлы отпущения. – Он кашлянул. – И как же ты удрал от этих мерзавцев?