Грейте ладони звездами
Шрифт:
Кажется, это принадлежит Ванессе, - говорю я Доминику, приближаясь к нему вплотную и засовывая тряпицу в карман его пиджака. Он смущается еще больше, напрочь отбивая всякую память о невозмутимом Доминике Шрайбере, даже не смотревшем в мою сторону на ужине в доме своей матери; замечаю, как тяжело вздымается его грудь под плотной материей пиджака и как пульсируют зрачки голубых глаз в ритме ударов сердца...
А потом я тянусь и чмокаю его в колючую щеку, ощущая на мгновение, как кровь горячей волной приливает к самому сердцу, почти лишая меня кислорода... И вот уже руки Доминика, как два обжигающих клейма, ложатся на мою спину, продлевая
Когда мы можем посмотреть квартиру?
– с усилием выдыхаю я, делая шаг в сторону и чувствуя, как ладони Ника скользят по моим бедрам, оставляя за собой обугленные борозды.
Я... я думаю, в любое удобное для тебя время, - хрипло отзывается он, засовывая руки в карманы.
Завтра вечером?
Договорились.
Я в последний раз бросаю взгляд на сына моей подруги...
… на будущего зятя моего работодателя...
… на чужого жениха и просто мальчишку, с которым нас разделяет бессовестный десяток лет, и понимаю с определенной ясностью, так четко, словно от вспышки света – меня волнует каждая черточка его красивого лица и мне приятны его руки на моем теле. Мне приятно слышать его голос и вдыхать неповторимый аромат его тела... Мне нравится видеть его улыбку и ощущать смущенное трепетание его рестниц. Мне нравится почти все в Доминике Шрайбере!
Я могла бы повесить его вместо картины и любоваться дни напролет на широкий разворот его плечей и длинные мускулистые ноги... Я могла бы просто влюбиться в него!
Безумная, безумная Джессика, которой, по видимому, мало своих уже имеющихся проблем...
Я уже собираюсь было выйти из комнаты с корзиной грязного белья, когда слова Ника останавливают меня:
Я заметил твою новую прическу... Тебе очень идет, Джессика, выглядишь замечательно!
Он подходит и сует стринги Ванессы в мою корзину с грязным бельем.
Завтра увидимся, - прибавляет он с улыбкой, должно быть, радуясь, что тоже заставил меня раскраснеться.
Глава 13.
Хотел бы я знать, зачем звезды светят...
Наверное, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою.
***************************
Я могла бы полюбить Доминика Шрайбера, эта мысль неотступно преследует меня весь последующий день, как какой-нибудь неупокоенный призрак-мститель, вызывая попеременно то улыбку, то приступ одуряющего отчаяния. Не знаю, может ли человеческое сердце выдерживать такие стремительные перепады, только мое явно сбоило, грозя довести меня до могилы...
И на кладбище в тот день я все-таки оказываюсь: прохожу по запорошенной легкой поземкой дорожке до могилы Юргена, обсаженной зимними кустиками морозоустойчивой камелии, и замираю в непожвижности; памятник над ним был установлен еще полгода назад, и теперь я с гнетущей печалью осознаю, как давно не была здесь и как тяжело мне видеть этот холодный камень, вместо теплой и живительной улыбки моего любимого мужа. И я вспоминаю...
… вспомнинаю как в тот день полтора года назад - понимаю вдруг, что перестала подсчитывать точное их количество! – счастливая и окрыленная возвращалась от своего гинеколога, который подтвердил мои тайные подозрения: я была беременна примерно чуть больше месяца. Поскольку утренние недомогания начались лишь пару дней назад, то учитывая опыт
Мне не терпелось поделиться этой радостью с Юргеном и потому я прямо с порога выпалила «ты снова будешь папой!», запрыгав от радости, как резиный мячик. Тот, оторопев на мгновение, прижал меня к себе и поцеловал...
Мы хотели этого ребенка!
Мы его ждали...
Это были радостные для нас месяцы, когда, несмотря на физические недомогания, ты все равно рад чему-то неведомому, происходящему внутри твоего организма. И вскоре мы уже знали, что это неведомое будет мальчиком, маленьким непоседливым мальчиком, которого мы назовем Карлом.
… где-то рядом по соседней тропинке шелестят шаги сухонькой старушки с букетиком цветов в руках, от дороги доносятся радостные детские голоса, сигналят автомобили, в кустах шелестит непоседа-воробей — все это выхватывает меня из моих воспоминаний, и я, снова вернувшись к реальности, прижимаю руку к своему опустевшему лону и сгинаюсь, как от боли. Слезы прорываются надрывным вскриком-всхлипом, затапливая таким отупляющим одиночеством, что становится тяжело дышать.
– Сегодня нашему малышу исполнилось полгода, - говорит мне Юрген, протягивая маленькие пинетки голубого цвета, - еще совсем чуть-чуть и мы сможем с ним познакомиться. Скорее бы!
Я только «за», - хмыкаю я, подпирая ноющую поясницу руками.
Хочу это отметить, Джессика, - Юрген целует меня в кончик носа, - одевайся, мы едем в ресторан!
Лучше бы мы тогда остались дома, лучше бы я продолжила жаловаться на свою ноющую поясницу и постоянное неизбывное желание спать, лучше бы... Но Юрген был так возбужден и так настроен на праздник, что мне не хотелось портить его настроение отказом...
С вами все хорошо?
– слышу я обеспокоенный голос за своей спиной. Та сама старушка с цветами, виденная мною ранее, стоит и заботливо смотрит на меня из-под полей своей зимней шляпки.
Все хорошо, - отзываюсь я по привычке, размазывая слезы по оледеневшему на холодном ветру лицу. Она протягивает мне бумажную салфетку.
– Спасибо... Я просто давно здесь не была, - решаю пояснить я свое зареванное лицо.
– А теперь разом столько всего нахлынуло...
Она смотрит на выбитые в камне цифры и тихонько вздыхает.
Муж?
– спрашивает она.
Я киваю головой.
Мой тоже тут лежит, - шелестит она еле слышно.
– Вот уже пятый год пошел... Да и мне недолго осталось. А вот ты, - она вскидывает на меня подернутые печалью глаза, - ты другое дело, ты еще так молода, ты еще будешь счастлива, милая. Вот увидишь...
И похлопав меня по спине своей маленькой иссохшейся ладонью, она медленно побрела прочь, словно древняя весталка в обители печали. Я утираю слезы и смотрю на часы... Шесть. Мы с Ником договорились встретиться в половину седьмого и осмотреть его пустующую квартиру - он дал мне адрес только сегодня.
Когда я добираюсь до места, тот уже стоит у машины и ждет меня.
Парень, в которого я могла бы влюбиться!
Мы молча проходим по заледеневшей дорожке до подъезда, а потом поднимаемся в квартиру, встречающую нас гулким эхом и тишиной пустых комнат.