Грибификация: Легенды Ледовласого

Беренцев Альберт

С единственной четвертой стороны, где не было собак, к отсеку рабов примыкал двенадцатый отсек, где сидело несколько вооруженных охранников, а на воротах и заборе имелась сигнализация.

Еще была караульная вышка, очень кривая и уродливая, кое-как сколоченная из ржавых кусков элеватора и досок. Но ночью вышка была бесполезна с точки зрения охраны из-за отсутствия света. Хотя там был прожектор, и в случае тревоги его могли зажечь.

Впрочем, днем вышка тоже была бесполезна. Людей у Германа не хватало, и на вышке в светлое время суток

постоянно торчала какая-то молодая девушка с ружьем и явными следами тяжелого психического расстройства на лице. Охранница была безучастна абсолютно ко всему, даже когда два дня назад посреди отсека насмерть забили триста двадцать четвертого, заподозренного в воровстве чужих пайков, она никак не отреагировала.

Хрулеев не знал, кто дежурит на вышке ночью. Но кто-то там был, и этот кто-то затащил наверх лесенку, так что залезть на вышку и прикончить часового Хрулеев не мог. Но в темноте часовой все равно не увидит Хрулеева, так что убивать его необходимости не было.

Стараясь не шуметь и двигаясь почти на ощупь, Хрулеев прошел к задней стенке дровника и стал ждать. Он знал, что сегодня Сергеич придет к Шуре, об этом знал весь отсек.

Первой появилась Шура, она подошла к дверям дровника и стала ждать. Ее Ромео в черном шлеме пришел минут через десять, из двенадцатого отсека. Сергеич освещал себе путь ярким фонарем.

Сергеич открыл дровник, хлопнула дверь, и сквозь щели деревянного строения забил свет фонаря.

— Ну, сучка, и что же ты делала, а? — нежно поинтересовался Сергеич.

— Как что? — изобразила удивление Шура.

— Что ты делала, шлюха поганая? Отвечай!

— Ну, я не могу. Мне даже стыдно сказать, господин третий градус.

— Тем не менее, отвечай, развратная погань.

— Дело в том что... Ах... Я была плохой.

Послышался хлесткий звук пощечины.

— Насколько плохой ты была?

— Очень. Предельно плохой.

— Как ты ко мне обращаешься, развратница?

— Простите, господин третий...

Еще одна пощечина.

Потом, судя по звукам, влюбленные в порыве страсти стали стаскивать с себя одежду.

— Ой, умоляю, пощадите меня, мой господин!

— Ни в коем случае...

Потом Сергеич стал избивать Шуру чем-то относительно мягким, потом они стали практиковать нечто совсем стремное, от чего Хрулеев даже поморщился, и только потом, наконец, перешли к главному.

Через пятнадцать минут Сергеич выставил Шуру из дровника.

— Не возвращайся никогда, помойная шлюха! Ты развратила меня, ты сеешь всюду раздоры своей блядливой пиздой! Ты будешь наказана еще, послезавтра, — заявил ей вслед Сергеич.

— Как скажете, господин третий градус, — ласково пропела Шура, — Но, может быть, я должна получить наказание прямо сейчас?

— Не, харе на сегодня. Иди. Вот возьми куриную ногу и банку колы. И уебывай, любовь моя.

— Пока, господин третий градус.

Шура ушла, Сергеич закрыл за ней дверь дровника.

Всю эту неделю Хрулеев был занят тем, что расковыривал

древним финским гвоздем, тем самым который пытались вогнать ему в глаз, самую истлевшую широкую доску в задней стенке дровника. Сейчас доска была вставлена на место, но отходила она легко и бесшумно. Хрулеев убедился в этом заранее, он проверил доску много раз.

Хрулеев аккуратно вынул доску и протиснул в дровник свое отощавшее тело. Сергеич как раз полез в свой тайник, где хранил водку и сигареты, служившие ему для снятия стресса после страстной любви. Тайник располагался в полой деревянной колоде, и Сергеич нагнулся.

Хрулеев взял самое увесистое полено травмированной правой рукой, поморщился от прошедшей до самого плеча боли, и подошел к Сергеичу. Он знал, что Сергеичу дети сожгли из самодельного огнемета половину лица, именно поэтому он и ходит всегда в шлеме Президентских штурмовиков. А еще у Сергеича не было левого глаза, и Хрулеев подходил к нему именно слева.

Сейчас шлем Сергеича лежал на куче дров, рядом с калашниковым. Заходить в отсек рабов с оружием строго запрещалось, но Сергеичу правила были не указ. За ремнем у Сергеича висела самодельная кожаная плетка. Судя по всему, именно ей он карал похотливую шлюху.

Хрулеев как следует размахнулся и ударил наклонившегося за водкой Сергеича поленом по голове.

Башка у Сергеича была бритой, как у раба, и вся в розоватых ожогах.

К ужасу Хрулеева Сергеич спокойно распрямился и посмотрел на нападавшего, как будто его просто окликнули, а не врезали пудовым поленом по черепу.

Левая половина лица Сергеича напоминала оплывшую свечку, кожа на ней висела давно застывшими ожоговыми пузырями. Глаза действительно не было, как и половины рта.

— Сука, — слабо пробормотал Сергеич и бросился на Хрулеева.

Хрулеев поспешно загнал древний финский гвоздь в Сергеича, примерно в область печени, по самую шляпку.

Сергеич взбулькнул, Хрулеев ударил его поленом в рожу, и любитель эротических игр упал на колени. Хрулеев ударил поленом еще раз, на голове у Сергеича наконец-то появилась кровь, а в черепе — явно видимая вмятина. Хрулеев ударил еще пару раз, Сергеич тяжело упал лицом вперед. Через несколько секунд кровь из головы поверженного Сергеича уже хлестала широким потоком.

Хрулеев скорее отошел, чтобы не запачкаться.

Сергеич конечно был исключительно живуч, но с такой дыркой в черепе и финским гвоздем в печени не выживет даже он.

Хрулеев понял, что он накосячил. Кровь. В плане Хрулеева никаких кровотечений не предполагалось, про то, что у человека, получившего удар поленом по башке, идет кровь, он забыл. Но отступать было некуда, да и незачем. Корректировать план тоже уже поздно.

Хрулеев стал стаскивать с Сергеича одежду. Занятие оказалось очень нелегким, Хрулеев тихонько матерился. В фильмах и видеоиграх шпион всегда быстро переодевается в форму убитого врага, но в реальности все оказалось совсем иначе.