Грибификация: Легенды Ледовласого
Шрифт:
Это совершенно нормальная реакция организма на опасность, но оперировать в такой ситуации, как вы сама понимаете, затруднительно. Поэтому я требую, Любочка, я неоднократно говорила это Герману, чистую теплую операционную и никакого стресса для больного перед операцией, — Плазмидова наконец натянула не слишком чистую перчатку на руку и принялась за вторую, — Еще мне нужен толковый помощник, я уже стара, вижу плохо, и руки у меня дрожат. При всем моем уважении, мне нужен человек с медицинским образованием, хотя бы ветеринар, а не вы, Любочка.
Я уже не говорю про освещение, если лампы
Плазмидова теперь надела обе перчатки, она извлекла из чемоданчика наполненную водой грелку и положила Хрулееву на пах, горячая грелка жгла кожу, Хрулеев застонал.
— Вообще то перед операцией следует наоборот охлаждать операционную зону, — сообщила старуха Хрулееву, — Но ваши testiculus совсем втянулись от холода и страха, а мне совершенно необходимо их видеть для успешного проведения операции, поэтому прошу вас немного потерпеть и извинить нас за доставленные неудобства. Если бы только Герман прислушался к моим требованиям...
— Плазмидова, вы хотите меня достать или что? — Люба определенно разозлилась, даже раскраснелась от злобы, старуха тем временем ухмылялась, судя по всему, она действительно хотела достать собеседницу, и это ей вполне удалось. Люба наконец убрала пистолет с груди Хрулеева, поставила на предохранитель и сунула в кобуру, возможно она боялась в пылу спора пристрелить Плазмидову.
— Послушайте, Плазмидова, мы с вами и Германом обсуждали все это на прошлой неделе. Нет, у нас здесь нет ни одного человека с медицинским образованием кроме вас. Нет, кроме вас заниматься очищением новичков некому. Нет. У нас нет хорошего освещения, генератор скоро сдохнет, а другого у нас нет. И, кстати, Герман запретил вам использовать анестезию вообще, очищающийся адепт по замыслу Германа должен страдать.
Плазмидова нагло извлекла из чемоданчика ампулу с анестетиком и вскрыла ее, по воздуху распространился резкий медицинский запах. Достав шприц, Плазмидова стала набирать обезболивающее из ампулы.
— Любочка, помогите мне, пожалуйста. Возьмите из моей сумки спирт и чистую марлю, и обработайте промежность больного. Я думаю, мы его уже достаточно прогрели и теперь необходима дезинфекция операционной зоны, — как ни в чем не бывало заявила старуха.
Люба, убрав грелку с паха Хрулеева, занялась обработкой, в помещении теперь запахло спиртом.
— И вообще... — обиженно продолжала Люба, — Герман требует, чтобы очищаемому от скверны удаляли вообще все, а не только эти... Как вы их там называете, тестокалос...
— Testiculus, — поправила Плазмидова, — Шизофрения.
— Что вы сказали?
— Шизофрения, классический случай. У Германа.
Люба мрачно покачала головой:
— Я не могу защищать вас вечно. Вы кончите жизнь в Молотилке, Плазмидова.
Но старуха только вновь усмехнулась:
— Я уже очень стара,
Хрулеев почувствовал, как в пах вонзилась игла с анестетиком.
— Подумать только, чем я занимаюсь на старости лет, — вздохнула Плазмидова, — Я не говорила вам, Любочка, меня ведь хотели выдвинуть на Нобелевскую премию по химии в 1962. Но КГБ засекретило тогда все результаты моих работ, в Стокгольм меня не пустили, и премию получили эти пижоны — Перуц и Кендрю. Интересно, живы ли они сейчас и чем занимаются? Я вот например в Оредеже, выполняю работу, достойную сельского ветеринара. Человеческая судьба это, все же, такая странная штука.
Действие паралитического яда наконец прошло, Хрулеев вновь обрел контроль над телом и речью в полном объеме. Для начала он попытался вырваться, Хрулеев зарычал и попробовал разорвать сковавшие руки и ноги жгуты, вырвать проклятые железные штыри, к которым он был примотан. Он изогнулся всем телом, как эпилептик во время припадка, но жгуты держали крепко.
Плазмидова только покачала головой:
— Это бесполезно, молодой человек. До вас здесь побывали сотни людей, и процедура теперь отработана до мелочей. Первые пациенты, бывало, убегали, не спорю, но мы привязывали их веревками, а не жгутами. Впрочем, вам нечего бояться, у меня еще ни один пациент не умер. Раньше, до меня, здесь оперировал какой-то коновал из Луги, вот у него больные частенько гибли во время операции от кровопотери. Кончилось все тем, что смертность стала чересчур большой, и Герман, ознакомившись со статистикой гибели пациентов коновала, решил скормить его Молотилке. Но коновал на самом деле был не виноват, он просто следовал инструкциям Германа и удалял вообще все, при такой операции смерть от кровопотери — обычное дело. Я же не буду трогать ничего кроме testiculus, кроме того все будет быстро и под обезболиванием. Это не травматичней удаления зуба, уверяю вас. Детей вы конечно завести уже не сможете, но с другой стороны — кому нужны дети в наши дни?
Хрулеев понимал, что она права, вырваться было невозможно. Тогда он заговорил, пытаясь совладать с дрожью в голосе, собственная речь казалась Хрулееву чужой, голос вдруг стал совсем глухим и тихим. Хрулеев понимал, что это его последний шанс избежать увечья. Он сразу узнал Плазмидову, как только увидел. Невозможно было забыть эту столетнюю рожу, шизоидный посох, странную фамилию и витиеватую манеру выражаться. Хрулеев до этого дня видел Плазмидову лишь однажды, но ошибки быть не могло, это была она.
— Послушайте... Перестаньте, не делайте этого. Мне нужно срочно поговорить с Германом, это очень важно. Герман в большой опасности.
Люба положила палец на губы Хрулееву:
— Замолчи. Тебе нельзя волноваться сейчас, расслабься.
Но Плазмидова хмыкнула:
— Отчего же? Пусть молодой человек говорит, Любочка. Возможно, он хочет рассказать нам нечто действительно важное. Кроме того, анестезия подействует лишь через пять минут, у нас еще есть немного времени.
— Вы не понимаете, — задыхаясь от волнения продолжал Хрулеев, — Любовь Евгеньевна, вы знает кто эта старуха?