Грибная красавица

Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

Отец Георг осторожно постучал в дверь, он принес мне горячее молоко с медом и ломтем черного хлеба. Я и не заметил, как снаружи потемнело, и насколько я успел проголодаться. Но насладиться нехитрым угощением мне помешала невольница Лидии, которая ворвалась к нам, бросилась на колени и стала умолять помиловать ее госпожу.

— Встаньте, пожалуйста, — мне было неудобно перед несчастной женщиной за ее сумасшедшую госпожу. — Я уже говорил, что откажусь от обвинений, пусть только вернет девочку в приют. Даже ее извинения мне не нужны.

— Милостивый

господин, — она упорно валялась у меня в ногах. — Моя госпожа очень упряма. Как решит что-то, ее не остановить. Но ведь она не злая! Как можно ее так сурово наказывать, ведь публичная порка… Она же из благородных! Какой позор…

— Отведите девочку в приют сами. Вы же рисовали портрет колдуньи, знаете, что она губит детей. И вы пошли на поводу у своей хозяйки? Она ведь задумала недоброе, а вы ей помогаете…

Невольница удивленно вскинула на меня глаза.

— Да нет же! Как вы могли такое подумать! С колдуньей это совсем не связано.

Я устало покачал головой.

— Вы плохо знаете свою госпожу…

— Может быть. Зато я знаю, зачем ей девочка. С ее помощью она хочет вернуть разум жене портного, Изхази.

— Что-о? — я не поверил своим ушам. Что за глупая ложь?

— Да, я сама сначала понять не могла. Когда рисовала портрет его дочери, Евы, а потом, когда госпожа попросила ее вещи, я даже грешным делом подумала, что… Что она колдовать собралась, духов вызывать или что похуже. Но она приказала мне обойти приюты и найти девочку, похожую на Еву. А Верочка, девочка, что сейчас живет у нас, она очень на нее похожа. Госпожа приведет ее в дом портного, а его жена подумает, что их Евочка вернулась… Понимаете?

— Что за бред? Вы в своем уме? Это жестоко, жестоко по отношению к умалишенной матери, потерявшей дочь, а каково будет девочке? Что она будет чувствовать, притворяясь чужой дочерью?

— Девочка обретет семью! Вы знаете, как тяжело быть сиротой? А тут такой шанс. И пусть, пусть сначала ее будут любить за то, что она похожа на их умершую дочь, но потом, кто знает… Госпожа дает шанс этой девочке обрести любящую семью. А даже если ничего не выйдет… Это ведь все равно лучше, чем ничего, верно?

Я ошеломленно покачал головой.

— Уходите! Довольно вашего бреда. Вы словно заразились безумием от своей госпожи…

Отец Георг ласково обнял за плечи невольницу и стал настойчиво выпроваживать ее.

— Господин инквизитор! Позвольте хотя бы навестить госпожу. Стража никого к ней не пускает, а она там в одном исподнем, и голодна небось…

— Хорошо, скажете стражникам, что я разрешил. Уходите!

Я устало сел за стол, аппетит пропал начисто. Подавленно жуя хлеб и запивая его остывшим молоком, я пытался разобраться в том, что было сказано. Только в безумную голову Лидии могла придти такая дикая мысль выдать другую девочку за дочь портного, чтобы… Чтобы что? Она всерьез думает, что таким образом сможет вернуть разум его жене?

— Мальчик

мой, Кысей, я совсем забыл. Когда ты ушел за девочкой, приходил посыльный, принес ответ от епископа…

Я вскинулся.

— Отец Георг, ну что ж вы молчали! Давайте сюда!

Я сломал епископскую печать, распечатал письмо, пробежал глазами неровные строчки… Слова расплылись в бессмысленный рисунок, я не мог поверить своим глазам. Невозможно! Я ошеломлено сел, уронив письмо на стол. Как же так?

— Что случилось? Ты побледнел…

Я поднял невидящий взгляд.

— Отказ! Мне отказано в проведении дознания…

Отец Георг казался удивленным не менее моего.

— Ты должно быть ошибся. Дай сюда. — Он прочитал письмо, беззвучно шевеля губами про себя. — Может быть, ты недостаточно представил важность дела? Ведь дети…

— Возможно, все как раз наоборот.

— Не понимаю тебя…

Я сжал руки в кулаки. Мысль о том, что Лидия может оказаться права, и колдунья заручилась поддержкой церковника высокого сана, была невыносима. Но как иначе объяснить отказ епископа? Причем не просто отказ, а категорический запрет на любые действия в отношении помчицы Малко. Я вскинулся в последней надежде.

— Отец Георг, письмо ведь доставил приходской гонец? Ведь оно не может быть подделкой?

— Ну что ты, конечно нет. Епископскую печать невозможно подделать. Да и посыльного я знаю лично.

Рухнула последняя надежда. Я сидел, уставившись невидящим взглядом в стол. Что же делать?

— Надо написать кардиналу Яжинскому. Он точно не оставит нас без помощи.

— И сколько времени это займет? Неделю, не меньше. А если за это время погибнет еще один ребенок? Как мне будет возможным дальше с этим жить?

Вспомнились последние слова Лидии, брошенные ею, когда я оставил ее в тюрьме. Мыслимо ли, что она может как-то помочь? Я осознал, что сказал это вслух. Отец Георг недоуменно уставился на меня.

— Ты о чем?

— Отец Георг, у меня нет другого выхода. Я должен… должен испробовать все способы. Я отпущу Лидию… госпожу Хризштайн и попрошу ее о помощи.

— Да помилуй Единый, мальчик мой, — вскричал отец Георг. — Как же она может тебе помочь?

— Не знаю, — я горько улыбнулся. — Но должен попытаться.

— Она нехороший человек, и она тобой просто манипулирует. Не доверяй ей слепо.

Уже возле двери я кивнул:

— Да, отец Георг. Ее можно обвинить во многих грехах, но только не в том, что она глупа. И знаете… — я помедлил, потом продолжил. — Она хитра, изворотлива, может все перевернуть с ног на голову, и тут же черное сделать белым, и наоборот. Но возможно, в такой ситуации она — именно тот союзник, который мне нужен.

Стражник не хотел отдавать мне заявление, и лишь прибегнув к угрозам, я забрал его. Отперев дверь клетки, я увидел, что Лидия сидит в той же позе, с закрытыми глазами. Я вошел в клетку и сказал просто: