Грибы на асфальте
Шрифт:
Какой комсомольский секретарь устоит перед соблазном строить что-нибудь грандиозное на общественных началах? По мнению Кобзикова, Тычинина должна увлечься сооружением пруда и отстать от грибов.
Конечно, Тамара может и не заинтересоваться идеей комсомольско-молодежного пруда. Тогда у Косаревского должно появиться еще несколько сногсшибательных идей. Это Кобзиков требовал со старшего лаборанта в приказном порядке.
План был неплох, и мы снарядили старшего лаборанта в дорогу. В качестве напутствия председатель ОГГ сказал:
– Смотри не влюбись. На этом
Косаревский презрительно пожал плечами:
– За мной такие девочки…
– Ну вот и хорошо! – обрадовался Вацлав. – Наконец-то нашелся деловой человек!
Вокруг света за семь рублей
На душе у меня стало смутно и тревожно. До этого я свободно разгуливал везде, прямо смотрел людям в глаза, а теперь делать этого не мог. В каждом встречном я видел человека, который мог схватить за плечо и спросить:
– Рыков, а ты что здесь делаешь?
Особенно это чувство усиливалось почему-то в трамвае, и я инстинктивно стал больше ходить пешком, а если все же попадал в трамвай, то прятал лицо в воротник и на вопросы кондуктора отвечал шепотом.
Встречаться с Лилей стало делом нелегким. Она тянула меня в людные места, а я предпочитал, как и всякий гриб, места побезлюдней и потенистей.
Кобзиков меня торопил.
– Тобою очень недовольны грибы, – говорил он. – Зарплату получаешь, а результатов никаких. Женитьбу Умойся ты провалил. Березкина упустил тоже. Если и с Семеновой ничего не получится – не знаю, что делать. И так говорят, что я тебе покровительствую.
– Я скоро…
Но дело с женитьбой двигалось туго.
Лиля была очень высокого мнения о себе и не терпела ничьих возражений. Лишь в вопросах космоса она снисходительно позволяла мне быть некоторым авторитетом.
Однажды мы поссорились серьезно. Как-то, спасаясь от зимней стужи, мы зашли с Лилей в здание лектория. Мы горели желанием послушать любую лекцию, на какую бы тему она ни оказалась.
Каково же было мое изумление, когда на трибуне я увидел Маленького Ломоносова!
В черном длиннополом пиджаке, в рубашке-косоворотке, Наум Захарович Глыбка яростно громил с трибуны вредителей сельского хозяйства. Волосы кандидата сельскохозяйственных наук растрепались, рукава были в мелу до плеч, лицо вспотело от возбуждения. Голос бывшего декана заполнял все уголки большого зала.
– За год суслик уничтожает десятки килограммов зерна, соломы, топчет посевы, его норки разрушают структуру почвы! Жилища же более крупных вредителей, например кротов, даже мешают продвижению тракторов, а иногда выводят их из строя! Грызуны – огромное, не поддающееся учету бедствие! За границей на борьбу с вредителями этого типа расходуются колоссальные средства! Сотни людей заняты тем, что круглый год производят отлов этих хищников… У нас пока не придают значения этому вопросу. Мы все чего-то ждем. Мы все благодушествуем. А грызуны между
При этих словах зал пришел в волнение. По рядам пробежал возмущенный говорок.
– Какая тема лекции? – спросил я шепотом у соседа.
Тот недовольно оторвался от блокнота, в который что-то строчил, и буркнул:
– «Забытая опасность».
Сзади на нас зашикали.
– Что же надо делать? – крикнул кто-то с места лектору.
Глыбка мотнул головой, откидывая назад свой чубчик.
– Те, кто читал мои труды, сразу найдут ответ на этот вопрос. Только многолетние растения избавят нас от всех бед. Только хлебные деревья способны противостоять натиску грызунов! Не нужно бояться нового, товарищи! Будущее за многолетними растениями!
Грянули аплодисменты.
Председательствующий зазвонил в колокольчик.
– Прошу вопросы, товарищи!
– Твой коллега, – сказал я Лиле, – сверхгений.
Но Лиля не была склонна иронизировать. Она, кажется, увлеклась лекцией. Уверенный, небрежный Маленький Ломоносов расхаживал по сцене и собирал записки.
На доске мелом размашисто были изображены какие-то схемы и диаграммы.
– Это же революция в сельском хозяйстве, – восхищенно прошептала Лиля, вглядываясь в угол доски, где довольно похоже было нарисовано дерево, унизанное подобиями арбузов. Внизу на задних лапах стоял суслик.
Я достал блокнот и написал на листке бумаги огрызком карандаша: «Уважаемый Наум Захарович! А как же тогда летающая борона?»
Записка пошла по рядам.
– Что ты написал? – спросила Лиля.
– Мне не совсем ясно, чем питается суслик.
– Арбузами. Разве ты не видишь на доске?
– Я в этом не уверен.
– Что ты понимаешь в сельском хозяйстве! Ты небось и ржи от пшеницы от отличишь.
– А ты?
– Рожь черная, а пшеница белая.
– Эти сведения почерпнуты в хлебном магазине?
– Отстань!
Прочитав записку, Глыбка забегал по рядам глазами, отыскивая автора. Самоуверенность с него как рукой сняло. Я спрятался за чью-то спину. Хоть немножко испортить вечер этому типу!
Остаток лекции прошел скомканно. Наум Захарович отвечал на вопросы вяло и неинтересно. Потом что-то шепнул председателю.
– Разрешите поблагодарить товарища Глыбку, – поспешно сказал председательствующий, – он плохо себя чувствует.
Маленький Ломоносов ушел, вглядываясь в зал.
По дороге домой мы с Лилей поссорились. Причиной было сельское хозяйство. Моя невеста решительно отстаивала древовидные злаки.
– Он просто гений! Это революция! А ты еще усмехался! Великие открытия всегда осмеивались невеждами! Чем меньше человек смыслит в вопросе, тем с большим апломбом судит о нем.
– Ну хорошо, я гоже хочу стать гением. Я предлагаю выращивать коров в инкубаторах, как цыплят.
– Отстань ты со своей вечной иронией!