Грибы на асфальте
Шрифт:
— Он и так не женится.
— Поругались?
— Да так… У нас это давно уже тянется. Несходство характеров, а главное — взглядов. Он считает правильным только то, что делает сам. Убеждения других для него не существуют. Потребовал в категорической форме, чтобы я следовала за ним в колхоз к Кретову. Когда я отказалась — устроил сцену.
— А почему ты отказалась?
— Думаешь, я боюсь колхоза? Нет, я могу поехать на край света за тем, в кого верю. А в Кима я не верю. Он неудачник. Мир всегда
— Вот тебе раз! — удивился я. — Человек изобрел скоростную сеялку — и он неудачник!
Тина поморщилась:
— «Сеялка»! «Сеялка»! Она у меня в зубах навязла. Изобрести сеялку мало, Гена. Главное, чтобы люди сказали: «Он может изобретать сеялки». А Ким всю жизнь будет изобретать сеялки, но о нем так никогда не скажут. Он принадлежит к тем людям, которые таскают на гору санки, а катаются на них другие.
— Слишком сложно на голодный желудок. Официант, обслужите наконец!
— Если бы он был похож на тебя! Вот за тебя бы я с удовольствием вышла. И была бы верной женой.
Тина катала по столу крошки, не поднимая на меня глаз.
— Это чертовски смахивает на объяснение в любви, — сказал я.
— Тебе неприятно?
— Нет, почему же… Лестно.
— А вообще все это ерунда. Просто на меня вдруг что-то нашло. И поругались мы с Кимом совсем не из-за этого. Из-за вафель. Он очень любит вафли, а я их ненавижу. Но лучше разойтись из-за вафель, чем из-за сеялки, правда? Слушай, Гена, мне жарко. Пойдем отсюда.
Около дверей я поймал за фалду официанта-водоросль.
— Как ваша фамилия?
— А что? — напыжился официант.
— Мы прождали целых двадцать минут.
— А кто вы такие будете?
— Мы из ВКИРЧАСНИССА. «Водоросль» вытаращил глаза.
Пожалуйста, проходите, — засуетился он. — Вот свободный столик. Одну секунду…
— Мы еще увидимся, — пообещал я.
Прошел дождь, и тротуары блестели, отражая огни фонарей. Пахло прелыми листьями и грибами. Этот запах принес из леса дождь. Я взял Тину под руку и закрыл глаза. Сразу запахло сильнее, шум мокрой листвы тополей стал явственнее, и было совсем похоже, что мы в лесу. «Как с Тиной спокойно и хорошо! — подумал я. — Она действительно…»
Мы шли и шли по мокрым улицам, а сверху моросил дождь, и было очень тепло. Из-под асфальта пробивался робкий запах земли. Окна домов светились в темноте, как иллюминаторы кораблей, разными цветами, но преобладал розовый цвет уюта и счастья.
Мы остановились где-то в темном переулке. Здесь не было асфальта, и земля разъезжалась под ногами. Тускло поблескивали скользкие дорожки. Над высокими заборами свисали, как чубы, ветки деревьев.
Сразу стало тихо и спокойно, словно мы попали в другой мир или в другой век.
— Я промокла насквозь, — сказала Тина, — но ничуть не замерзла —
Кофточка облепила ее спину и грудь. Мокрая, она сделалась совсем прозрачной.
— Зачем мы пришли сюда? — спросила Тина.
— Не знаю.
— Ты можешь поцеловать меня, я теперь не невеста. Если тебе, конечно, не противно.
— Я дотронулся до ее холодных губ своей щекой.
— Зачем, Тина?
— Да… зачем…
За оградой гремела цепью собака.
Дом Егора Егорыча спал. Большеголовый, дряхлый, он накренился набок и, полузакрыв подслеповатые глаза-оконца, кажется, слегка похрапывал. На крыльце курил Вацлав Кобзиков. Я удивился: было всего одиннадцать часов, а ветврач уже дома.
— Пришел? — осведомился грек, попыхивая папиросой.
— Ага. А ты?
— Только иду. К тебе тут одна краля приезжала. Слушай, а ты все-таки нехороший. Дружишь, паршивая морда, с такими женщинами и молчишь. Не женщина, а роза, как любили говаривать наши сентиментальные предки. Муж, случайно, у ней не начальник?
— Начальник.
— Начальник? — оживился Вацлав. — Слушай, а он меня не смог бы устроить на работу?
— Смог бы. Заведующим МТФ.
— Тьфу! Никогда бы не подумал, что у такой женщины сельскохозяйственный муж.
— Как у тебя дела? Напал на след дочери министра?
— Пока нет. Зато в совнархозовском доме засек одну. Социальное положение папаши еще не выяснено, но доподлинно установлено, что он владеет«Москвичом» и дачей.
— Наверно, крупная шишка.
— Во всяком случае, не парикмахер. Все дело осложняется тем, что у дочки уже есть…
— Тогда мертвое дело.
— Дело-то, допустим, не мертвое. Надо только чем-то поразить ее воображение. На женщин это действует. Есть у меня одна идея. Просто гениальная идея, но для ее выполнения нужен помощник. Ты не согласишься? Всего на два-три часа в воскресенье. Помоги в беде!
— У меня своих бед хватает. Не допустили к защите.
Кобзиков присвистнул:
— Врешь!
— Вот тебе и «врешь»!
— Что же ты будешь делать?
— Придется ехать в колхоз трактористом.
— Слушай, твое счастье, что с тобою рядом я! Хочешь работать в совнархозе?
— Отстань с чепухой.
— Через месяц будешь в совнархозе, чучело ты фараона! Понял? Слово Кобзикова! Только помоги мне в воскресенье. Поможешь?
— Там будет видно.
— Ты говори сразу! Мне же надо готовиться! Будут шпроты и пиво «Сенатор».
— Поклянись!
— Клянусь дочерью министра!
— Но, надеюсь, твоя гениальная идея ничего общего не имеет с предметами дамского туалета?
— Heт! Нет! — заверил ветврач.