Гридень и Ратная школа!
Шрифт:
Два чана?! Да вы, вашу Машу, шутить изволите?!
Попытался шагнуть к третьему, но не тут-то было — меня с силой повело вбок, голова закружилась.
Как там Твердислав молвил? Точно, вспомнил!
Два даже самых чахлых горна будут всяко лучше одного пусть и сильного.
Сразу после испытания, уставшие и выжатые будто лимон, мы отправились обратно в казарму. А точнее, в некое подобие актового зала. Там расселись по длинным лавкам и принялись внимать сотнику нашему
— Сперва хочу поздравить вас отроки. Сегодня вы стали на шажок ближе к званию истинного сварожича. На махонький такой шажочек, но всё же…Испытание это не последнее, будут на вашем пути и иные, но это первое, а стало быть, и в душу оно вам западёт намертво. Вот и усвойте хорошенько, какого это себя преодолевать. Поди поджилки тряслись от взглядов княжьих людей? Да вы не думайте, не в трусости я вас упрекаю. Знаю, что буде возникнет нужда такая, вы гордые сыны Славии, даже перед лицом погибели, не усомнитесь. О другом я речь веду, волнительность эта и дальше с вами пребудет до самой вашей смерти. Она словно яд горючий будет подтачивать вас изнутри, поэтому как почуете её в сердце своём, сразу давите гадину. УСЕКЛИ?! — напоследок гаркнул сотник.
— УСЕКЛИ! — выпалили мы ответ из последних сил.
— Вот и славно. Вы, отроки, главное — помните, мера ваша она не навсегда такой останется. Будете тренироваться и двадцать чанов и пятьдесят осилите со Свароговой помощью. Но лукавить не стану, те из вас кто сегодня достойно себя показал и дальше будут Сварогову науку семимильными шагами осваивать, другим же придётся поднатужиться, чтобы в грязь лицом не ударить. Ну да это не беда. Бывает в жизни и так, что искусное мастерство куда чаще пригождается, чем мера большая.
А вот это уже камень в мой огород, здесь и к гадалке не ходи.
Н-да не ожидал я, что слабосилком окажусь. Ну да это не так уж и важно. Возможно, мера моя маленькая — это даже плюс. Рано или поздно дойдёт до штабных слух, что самородок их никакой и не самородок вовсе и тогда отзовут они направление моё на передовую.
Но это дела далёкие, сейчас же другое у меня на уме.
Испытание я прошёл, пусть и со скрипом, а значит, и протез могу себе сковать. Такой уговор у нас с Твердиславом был, а уговор для славийца — дело святое.
— Вижу, вымотало вас испытание, не всех, — при этом сотник выразительно так глянул на девочку-витязя, — но вымотало. А посему даю вам сроку до завтра, отдыхайте.
Юные сварожичи стали расходиться, я же, наоборот, покачиваясь от усталости, зашагал к сотнику.
— Уяснил теперь, почему запретил я тебе ковкой заниматься? — без предисловий начал Твердислав, он будто бы ждал этого момента.
— Уяснил, как не уяснить, — покивал я в ответ. — За заботу спасибо, но от идеи своей отказываться не стану.
— И не надо, куй на здоровье свой протез. Отныне знаешь ты собственный предел, а стало
Ну и на том спасибо.
Поблагодарив Твердислава за науку, я сразу же поплёлся в нашу с Колышком каморку. Хоть и горел внутри запал, и хотелось мне поскорее приступить к ковке, но умом понимал — не время. Надобно сначала как следует отдохнуть, а затем и за работу браться. Тринадцать лет терпел, стало быть, и ещё несколько часов потерплю.
Я долго думал над тем, каким он должен быть — мой первый протез. Очевидно, функциональным, но без перегибов. Поэтому для начала решил остановиться не на бионической руке, а на стареньком протезе-крюке. Ну а что, простенько и со вкусом. Первый протез он ведь и должен таким быть, иначе можно и вопросов ненужных отхватить. А то скую себе сразу протез механический или не дай боги биоэлектрический и тут же попаду в застенки к местным дознавателям. А оно мне надо? Нет. Значит, и двигаться к цели следует малыми шажками.
Да и протез этот не так уж и плох, как-никак проверку временем прошёл. Изготавливали его ещё во времена Союза и тогдашние инвалиды на него не особо-то бочку катили. Ну а что, удобный функциональный, детишкам опять же по душе — как увидят, сразу за пирата принимают. Ну а коли обижать кто станет, то таким крюком и гортань можно выдрать с корнем. Одним словом, протез для людей.
А как к нему окружение моё попривыкнет, так можно будет и доработать его слегка. Например, превратить в этакий швейцарский нож, где помимо крюка найдётся место и для клинка гранёного и для ствола воронёного.
Ну а ежели опасность какая возникнет, то я этот протез безобидный мигом перекую во что-нибудь более убойное. Благо есть у меня уже идейки занимательные — почерпнул я их, когда ружья да пистолеты у Рогнеды перебирал…
— Ну и чего, долго так стоять будем? — проворчала Колышек. — Ужин уже на носу.
— Женщина, не порть момент.
— Сколько раз повторять, не женщина я — а витязь! — топнула ногой девица, да так, что грунт под её сапогом промялся.
— Я тебя с собой зачем взял, чтоб ты нудела над ухом? Нет. Ты здесь, чтобы засвидетельствовать мой триумф.
А больше и не было никого на пустом-то стрельбище. Все давно уж столоваться побежали да отдыхать — одни мы тут торчим, как два тополя на Плющихе.
— Три…триумф, это что за зверь такой? — наморщила лобик Колышек.
— Не забивай свою прелестную лысую головку.
— Иногда я совсем тебя не понимаю, Стоум. Как наедине мы остаёмся, ты будто другой человек.
— Это потому Колышек, что близкие соратники мы с тобой, а рядом с близкими всегда надо быть собой. А иначе и рассудка недолго лишиться.