Гроза над крышами
Шрифт:
— Нашли бы, когда крепость возводили, — сказала Данка. — Подземелья глубокие, копали глубоко...
— Так ведь не везде: где-то копали, а где-то нет, — живо возразил Чампи. — И потом, языческих королей хоронили ну очень уж глубоко — так у язычников было принято: чем знатнее человек, тем глубже его хоронили, а уж королей... Могли и не докопаться, когда рыли подземелья...
— Ну ничего себе! — ахнул Байли. — Это выходит, прямо у нас под ногами, очень глубоко, могут несметные сокровища лежать?
– --- ? О
Все посмотрели под ноги так, словно надеялись увидеть сквозь землю древние сундуки с несметными сокровищами и причудливый гроб, какие нарисованы в той книжке.
— Несметные... — завороженно повторил Шотан. —
— А как до них добраться? — пожал плечами Чампи. — Самим копать? Хоть сейчас и каникулы, где мы столько времени возьмем?
— А выследить их?
— И что потом?
— Тут надо подумать...
— Выслеживать «ночных копальщиков» — дело опасное, — сказал Чампи. — Народ отчаянный, зарежут и глазом не моргнут. Да и на выслеживанье уйдет столько времени... А дальше? Попросить поделиться? Тут они нас и прикончат. К властям идти? Насквозь неполитесно. А главное — с чего мы решили, что тут могила языческого короля? Только оттого, что это холм? Гораздо больше похоже на правду, что опять каким-то простодушным ловкачи «радужную карту» продали...
— Зануда ты все-таки, — грустно сказал Байли. — Помечтать не даешь как следует...
— Что толку в пустых мечтах? — возразил Чампи. — Мечта хороша, когда на жизнь опирается.
— Ну, ты и зануда... — повторил Байли тоном необидной подколки.
— Какой есть, — развел руками Чампи.
Подобные мелкие перепалки, бесконечно далекие от настоящей ссоры, меж ними случались часто, к чему и они сами, и все остальные давно привыкли. А потому Байли замолчал и принялся разглядывать кучи вырытой земли, совершенно неинтересные. И вдруг воскликнул:
— А посмотрите-ка туда!
— И что там? — спросил Тарик безо всякого интереса.
— Все три — кучи как кучи, как попало набросанная земля, а с четвертой что-то определенно не так, что-то с ней делали... Нет, точно, присмотритесь! — он нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — В самом деле не видите? Ну, тогда я сам...
Теперь и Тарик увидел нечто любопытное. Три кучи остались в неприкосновенности: как землю выбрасывали, так она и лежала, а вот боковина четвертой порушена — сразу видно, человеческими руками. Лежит ровным слоем размером с одеяло. Подойдя к ней, Байли присел на корточки, покопался в земле обеими руками и с торжествующим возгласом выпрямился, держа в руках широкую лопату с ручкой гораздо короче тех, какими пользуются землекопы.
— Вот оно что, — сказал он. — Там и вторая прощупывается. Точно, двое их было. Собираются еще вернуться, раз лопаты не унесли и не бросили. Может, и правда последим?
— Лучше по-другому сделаем, — сказал Чампи не задумываясь. — Я завтра поговорю в лавке и с дядюшкой Лаконом, и с другими. Полезно им будет знать, что кто-то в Серой Крепости копает, найдется кому последить и без нас. А если что, без доли не останемся, мы ж первые усмотрели...
И он замолчал — тут уж были не просто цеховые тайны, а кое-что посерьезнее, в иных голых книжках пишется, что у ремесла торговцев старожитностями и «ночных копальщиков» есть потаенная сторона, куда чужаку лучше не лезть: тут порой и ножи в спину, и безвременно скончавшиеся чересчур ретивые сыщики, и много чего еще. Нравы и ухватки кое в чем такие же, как у стригальщиков. Однажды они спрашивали у Чампи, сколько тут правды жизни и сколько выдумки. Чампи свел разговор на другое, но держался так, что все поняли: есть тут правдочка. И больше не расспрашивали — не было ни надобности, ни желания лезть в чужие опасные игры, от которых могут выйти одни неприятности...
— Закопай назад, пусть будет как было, — посоветовал Чампи. — Они и не заметят, что кто-то трогал. Пусть и дальше копают, а там видно будет, уже не наше дело...
Байли, не прекословя (тут Стекляшке виднее, и спорить нечего), вновь опустился на корточки, положил лопату и стал забрасывать ее горстями земли,
Тарик видел ясно: сбоку на нетронутом склоне той же кучи вдруг зажглось неяркое желтое сияние, путаница полупрозрачных линий — постояло немного и растаяло.
— Видели? — обернулся он к остальным.
— Где?
— Да вон там! Зажглось и погасло...
— Ничего там не зажигалось, Тарик, — пожала плечами Данка.
И все остальные смотрели так же недоуменно. Либо ему привиделось, либо... это видел только он один. И ведь было уже кое-что, виденное только им одним... и, оказалось, рыбарем. Цветок баралейника и это похожее на невиданный узор сияние ничуть не походили друг на друга, но и то и другое большинство людей не видели...
Ведомый непонятным самому побуждением, он шагнул туда, присел на корточки и запустил руку в рыхлую землю там, где только что зажигалось странное сияние. Когда пальцы наткнулись на что-то твердое, на ощупь непохожее на камешек, воскликнул, как в таких случаях полагается:
— Чур, на одного!
Выпрямился, сдул с находки землю, положил ее на левую ладонь; присмотревшись, перевернул двумя пальцами. Все столпились вокруг него (Байли, закончивший работу, — тоже).
На ладони у Тарика лежала небольшая... словно бы пиалушка, из каких иные завсегдатаи таверн пьют и вино, и что покрепче. Напоминает срезанный шар: будучи поставлена, упадет набок и все разольется, так что, наполнив, выпивают. Разве что пиалушки высокие, а эта чашечка лишь чуть-чуть выгнутая (или чуть-чуть вогнутая — зависит оттого, с какой стороны смотреть). Тяжеленькая (значит, не деревянная), покрытая ядовито-зеленым слоем чего-то непонятного, сквозь который кое-где проглядывает черное. Сроду такого не видел. Судя по лицам остальных, они тоже. Кроме...
— Дай-ка глянуть...
Чампи, единственный не выказавший удивления, взял у него с ладони непонятную штуковинку, взвесил на руке, поколупал ногтем толстую зелень — и, когда у него на кончике пальца осталось зеленое, удовлетворенно хмыкнул:
— Ничего тут непонятного. Бронза старая, неизвестно сколько в земле пролежала, оттого и покрылась патиной (вот этим черным), а потом появилась и ярь-зеленушка (вот это зеленое). Когда такая штуковина попадает в лавку, ярь-зеленушку счищают, а патину оставляют. Дела тут такие... Старую бронзу штукари фальшивят, вот только настоящую старую патину не сфальшивишь: ни за что не получится, да и фальшивая снимается быстрее. Знающие торговцы и собиратели накрепко усвоили: раз есть патина — вещица не фальшивая.
— И сколько такая может стоить в лавке? — спросил Тарик.
— Дай подумать... Небольшенькая совсем, простенькая... Наподобие древних амулетиков, но их столько лежит по лавкам... Все зависит от знаков. Прощупываются на обеих сторонах какие-то знаки, но очень уж ярь-зеленушкой заросли, так сразу и не усмотришь...
— А если соскрести?
— Долго возиться... Да и вещицу исцарапаешь, будто бешеный котофей. Это проще делается: кладется на часок в особый эликсир, и ярь-зеленушка совершенно размягчается, щеткой можно счистить быстренько. Есть эликсиры, которые и патину счищают, только в них надо держать часа два. И патину обычно оставляют — я только что сказал почему. Все зависит от знаков, — повторил он со спокойной уверенностью знатока. — Есть толстенные книги, там все знаки собраны, какие только знают... Кожаные книги, дорогущие, их только торговцы и самые серьезные «ночные копальщики» покупают, так что печатают их совсем маленечко. У дядюшки Лакона они все есть, как у любого старого торговца, я только начал эту премудрость изучать... Если вещичка старая... Чем старее, тем дороже. Но все равно денежка невеликая. Честный торговец вроде дядюшки Лакона даст тебе за нее самое большее серебряный далер — ну, понятно, сам продаст за два, должен же он свою выгоду поиметь, на том торговое дело и стоит, должен по своему папане знать...