Гроза над крышами

Бушков Александр Александрович

Одним словом, такое местечко, где по неосторожности сгинуть можно, и не от привидов, а от самых что ни на есть натуральных причин. А привиды... Я так полагаю, заведись там привиды, да не просто безобидные вроде тумана, а злые человеку, кровопивные, — давно бы нагрянули Гончие Создателя и вывели начисто: о том, что они такое умеют, не только в голых, но и в ученых книжках написано. Чампи не даст соврать...

— Запрет... — процедил Шотан уже не с таким боязливым видом. Кажется, он в глубине души хотел, чтобы Тарик его убедил... Уже лучше!

— Ну да, запрет, — сказал Тарик. — Тридцать два года назад магистрат объявил запрет нахождение в Серую Крепость, «черную руку» вокруг понатыкал — что опять-таки Чампи лучше всех знает, с тех пор как его папане попал казенный подряд на подновление... Однако, ребята! — он значительно

поднял палец, подражая Титору Келлану. — Запрет-то есть, а судного пункта за нарушение запрета нету! Ну, нету! А если подойти с другой стороны... Сколько раз мы чихали на судные статьи регламентов — и с бронзовыми воробейчиками, и с каретным гербом, и с садами... да столько можно вспомнить! А уж там, где запрет есть, а кары за нарушение не объявлено, для таких зухвалов¹²³, как мы, — растереть и плюнуть! Одним словом, думал я, думал и придумал вот что: все, что сложилось вокруг Серой Крепости, — ну совершеннейшая негласка! А негласки попадаются и глупые, которые соблюдать не стоит. Люди их выдумывают, люди и отменяют. Как уже на нашей собственной памяти было с неглаской на голые руки у летних женских платьев. Столько лет говорили, что голые руки — это жутко неполитесно, что непременно должны быть рукава, хотя бы до локтя, а потом — хлоп! — и как-то само по себе отменилось. Смотришь, и с Серой Крепостью так же будет. Хлоп — и начнут туда ходить. Только мыто будем знать про себя, что мы были самыми первыми. И ведь когда болтают о привидах Серой Крепости, с потолка все берут. Я ведь и со студиозусами советовался насчет Серой Крепости, а на них полагаться можно, они переплетных ученых книг прочитали больше, чем наш Чампи. Студиозус Балле говорил: так и обстоит, как мне представляется. Рассказывают всякие жутики о пропавших в Крепости мальчишках, а начнешь концы искать — никаких точных следов. «Один Школяр», «один Недоросль» — а в именах, улицах и кварталах жуткий разнобой, двух одинаковых никогда нету, а значит, выдумки вроде городских легенд. Балле сказал, что они сами туда хоть завтра сходили бы, только им это ни к чему: у студиозусов свои зухвальства, а вот для Школяров — в самый раз.

— И когда пойдем? — спросил Байли насквозь деловито.

— А вот сейчас! — азартно воскликнул Тарик. — Чего котофея за хвост тянуть? Дело у нас осталось одно, мелкое, враз решим. Дома разрешили гулять до темноты, а времени навалом — сами слышали, на часомерной башне только что шесть пробило, так что часа четыре у нас есть, а до Серой Крепости не далее майлы. В подземелья не полезем: у нас факелов нет, а без факелов или фонарей с «огневиком» там и делать нечего. Походим да и вернемся еще

засветло. А что до привидов... — он не глянул на Шотана, хотя все понимали, что это относится только к нему. — Какие привиды в светлое время? В светлое время разгуливают только ведьмы с колдунами, да и то в своем истинном облике, раньше темноты никакой животиной не обернутся. Да еще, говорят, Озерный Конь и Лесная Заманушка... но Коня уж точно там нету, потому что нету и озера, а Заманушка, деревенские полагают, только на глухоманных лесных стежках показывается. А если кто хлюздит идти, — он снова не смотрел на Шотана, — насильно не тяну, и ущерба ему в моих глазах не будет...

— Нет уж, я не хлюзда! — воскликнул Шотан, став совершенно прежним, и Тарик за него порадовался.

Ну, по обычаю зухвальства... Одни только Градские Бродяги разгуливают с непокрытой головой, давая лишний повод для презрения, да еще Малыши, а вот начиная с Недорослей выйти с «пустой головой» на люди — все равно что без штанов. Так что все были в летних беретах. Проворно сняв свой, Тарик шваркнул им об пол, взлетели еще три руки, и почти одновременно три берета упали рядом, только Шотан припоздал совсем ненадолго, без видимых колебаний, сразу видно — убедили его Тарик с Чампи...

Обычай был соблюден, и они разобрали береты.

— А какое еще мелкое дело? — спросила Данка.

Тарик рассказал о Дальперике, попросившемся в Приписные. Иногда возможных Приписных обсуждали долго, порой, хоть редко, отклоняли большинством голосов, но сейчас приняли быстро и не обсуждая: годный Недоросль, все согласны, не подведет ватажку и не опозорит, к школярским

годочкам достойного сменщика воспитают...

А потом Тарик встал и, старательно скрывая вполне понятное волнение, сказал:

— Ну что, пошли?

И все поднялись на ноги без единого слова — хотя то же волнение отражалось на всех лицах, у кого слабее, у кого ярче. Ватажка оставалась прежней ватажкой, имевшей за спиной не одно зух- вальство...

Вышли, Тарик навесил замок, запер, повесил шнурок ключа на шею, и они двинулись, делая крюк, чтобы не показываться на открытом месте, в чистом поле, — что ненамного удлиняло путь. Шли топольником, пересекли широкую прогалину с высокой травой и редкими кустами огнецвета, потом опять топольником. И, когда сквозь негустые деревья показалась Серая Крепость, повернули туда. Прошли так, чтобы Крепость заслоняла их от возможных очевидцев. Ничуть не задержавшись, подошли к воротам, не особенно и широким, как всегда в твердынях и бывает — чем шире ворота, тем легче их выбивать.

Вокруг Крепости протянулись отстоявшие друг от друга на пару размашистых шагов запретительные знаки: ярко-красные круги с тележное колесо шириной и нарисованной в центре каждого черной пятерней с растопыренными пальцами. Краски совсем свежие — постарался папаня Чампи, этой весной получивший долгий подряд на подновление знаков. «Очень даже денежный отломился подряд, — сказал Чампи, — знаков около двухсот, жаль только, что подновление бывает раз в три года...»

Окованные проржавевшими железными полосами створки ворот, распахнутые настежь вот уже чуть не триста лет, ушли в землю, проем густо зарос травой, на широком каменном мостике над воротами три полукруглых котла на треногах, в которых когда-то горячили смолу, чтобы лить на головы осаждавшим. Котлы тоже проржавели дальше некуда. В проеме виднелась цитадель посреди так же заросшего дикой травой обширного двора — трава росла правильными квадратами, давным-давно пробившись меж мостившими двор плитами. Могучие стены в три человеческих роста, с высокими зубцами, за которыми когда-то укрывались лучники и арбалетчики; прилепившиеся к стенам на равном расстоянии полукруглые башни, такие же зубчатые... Крепость казалась возведенной вчера: ни один камень — серый, огромный, тесаный — не выпал и не зашатался. Старинные мастера постарались на совесть. Кружили байки, что всех камнекладов, всех Архитектов и Анжинеров казнили потом, чтобы не выдали тайн твердыни, — но это байки и есть. Студиозус Балле, писавший к испытаниям как раз рефератий о старых фортециях, говорил, что переворошил в архивах Цеха каменного строения немало исписанных старинным букворядом документов и скажет точно: ничего подобного, все получили щедрую награду от тогдашнего короля, и их имена на протяжении еще многих лет встречались в бумагах...

Все молчали, стоя тесно друг к другу. Как, несомненно, и все остальные, Тарик старательно набирался храбрости: не так просто было решиться на этакое зухвальство, все они с раннего детства наслушались от родителей жутких рассказов и получили строжайшие запреты не то что заходить в ворота, а даже подходить к Серой Крепости на бросок камня, чтобы не стать жертвой кровососных и людожорных привидов, особенное влечение питавших к маленьким детям. А потом, Малышами, Недорослями и даже Школярами взахлеб рассказывали друг другу страшилки вроде той, как один зухвалый Подмастерье все же подошел к воротам ближе броска камня и видел, как между строениями перебегали скрюченные мохнатые фигуры — ясное дело, привиды (вот только никто этого Подмастерья сам не видел, и он всегда был не с ихней улицы, а с которой-то дальней). Так же обстояло и с теми, кто будто бы видел ночью на стенах белые фигуры и полет загадочных огней. (Будучи невелик годочками, Тарик долго простаивал ночь у забора палисадника, пялясь на далекую Серую Крепость, но никогда не видел ничего необычного, так что забросил это занятие.)

Ладно! Ватажник он или нет? Решившись, Тарик пошел в ворота и слышал, как за ним двинулись остальные. Зачем-то старательно считал шаги: восемь, одиннадцать, двадцать...

И ничего не происходило. Солнце светило с безоблачного неба, уже чуточку кренясь к закату; стояла тишина — обычная, покойная, ничуть не «зловещая», не «давящая», как обожают писать сочинители голых книжек. Только дикие пчелы с едва слышным жужжаньем кружили над медоносными цветами росшей там и сям калифены — в точности так, как в диком поле за стенами крепости.