Грозное лето
Шрифт:
Сухомлинов был удивлен: царь до сих пор не имеет доклада ставки. Неужели великий князь и сам еще точно не знает о трагедии? И что он скажет, узнай, что о событиях в Восточной Пруссии царь спрашивает у него, Сухомлинова, а не у верховного главнокомандующего?
Но царь ждал, и медлить было нельзя.
— Вторая армия генерала Самсонова, ваше величество, потерпела неудачу, — ответил он и умолк, как бы подчеркивая всю значительность происшедшего.
— Неудачу или разбита? — спросил царь, сидя за столом.
— Неудачу, ваше величество. Окружены два корпуса, тринадцатый и пятнадцатый. Первый и шестой отошли к нашей границе: к Млаве и Мышинец.
— А почему называют ужасные
— Не могу знать, ваше величество. Очевидно, неприятельские лазутчики постарались. Я знаю, что в сражении с врагом на этом участке фронта находилось не более восьмидесяти тысяч, из коих ведь есть и павшие смертью храбрых, и раненые. Полагаю, что пленены могут быть тысяч тридцать.
Царь встал из-за стола, подошел к висевшей в стороне карте, посмотрел на нее и наконец спросил:
— Где происходили последние сражения?
Сухомлинов назвал места последних боев, и царь тут же переставил на карте флажки и нарисовал новые стрелы красные и синие, нацеленные на центральные корпуса второй армии с севера, запада и юго-востока, так что Сухомлинов удивился: царь, видимо, хорошо знал местонахождение армии Самсонова и атакуемого ею противника, но сейчас нарисовал стрелы, направленные против второй армии.
— Как же так? — произнес он после раздумья. — Ведь всем было ведомо, что противник отступает к нижней Висле и что Ренненкампф и Самсонов теснят его все более. Что случилось, как вы находите, Владимир Александрович? Ведь Мартос — герой японской кампании. И командующие обеими армиями — герои японской кампании. Я полагал, что донесения из армии и ставки соответствуют действительности, и менее всего ожидал неудачи здесь, в Восточной Пруссии. Ведь все твердили, что восьмая армия разбита, что вся Восточная Пруссия бежит в Берлин и что сам Берлин объят тревогой и паникой, так что Вильгельм вынужден был снять с западного театра три корпуса. Ничего не понимаю, — пожал он плечами и закурил папиросу.
Сухомлинов еще не видел царя таким взволнованным и успел отметить: «Карьера великого князя, кажется, кончилась, а рано или поздно, но он все равно назначит себя верховным. Царь…»
И ответил возможно обстоятельней:
— Ваше величество, германское командование имело в виду всего только отбросить нашу вторую армию к границе, как выходившую глубоко в тыл немцам и могшую отрезать восточную группу войск восьмой армии от западной. С этой целью, пользуясь тем, что Ренненкампф ее не преследует, восьмая армия и начала операцию по изгнанию армии Самсонова, усиливая западную группу войск, а именно корпус фон Шольца, передислоцированием сюда первого армейского корпуса фон Франсуа — к правому крылу Шольца и первого резервного корпуса фон Белова, — к левому крылу, чтобы приостановить атаки наиболее сильного нашего пятнадцатого корпуса генерала Мартоса. Корпусу же фон Макензена приказано было отогнать наш шестой корпус к границе, чтобы он не соединился со вторым корпусом Шейдемана. Но случилось то, чего и сами немцы не ожидали: генерал Благовещенский, после неудачного боя четвертой дивизии генерала Комарова, отступил от Бишофсбурга — где шел бой, — за Ортельсбург и тем самым освободил противнику путь в тыл корпусу генерала Клюева на правом фланге второй армии. А немного спустя то же случилось и с первым корпусом Артамонова на левом фланге, который покинул позиции по ложному приказу, не без участия штаба восьмой армии, надо полагать, и отошел к Сольдау и ниже, к Млаве. Оба фланга армии генерала Самсонова оказались обнаженными вдруг. По вине командиров корпусов. Требовалась незамедлительная помощь генерала Ренненкампфа, маршем по
— Невероятно, — произнес царь после долгого молчания. — Ренненкампф — волевой генерал, я знаю, герой Гумбинена… Как же он мог не помочь генералу Самсонову? Какова судьба генерала Самсонова? Мартоса? Клюева?
Сухомлинов подумал: «Мои слова при прежнем докладе не возымели действия» — и ответил:
— Дерзну повторить, ваше величество, что лично Ренненкампф к победе при Гумбинене не имеет никакого отношения. Его даже командиры корпусов не смогли найти на поле боя, чтобы посоветоваться. Победа при Гумбинене совершена преданными вашему величеству доблестными русскими нижними чинами и их непосредственными командирами-офицерами. А теперь и им, храбрецам нашим, придется отступать, ибо немцы непременно попытаются атаковать и первую нашу армию, тем более что они получили три свежих корпуса, снятых с западного театра…
— Вы не отвечаете на мой вопрос, Владимир Александрович. Что-нибудь случилось с Мартосом и Клюевым? Обыватели говорят, что они мертвы. А ставка молчит. То есть пока ничего не может сказать официально.
И Сухомлинов сказал взволнованно, хотя и сдержанно:
— Мартос и Клюев, кажется, живы, но пленены. Что касается Самсонова, то полагаю, судя по его письму ко мне… Вы понимаете, ваше величество, что человек, который просит побеспокоиться о его семье… Не смог он снести такого горя и просил меня передать вашему величеству, что он честно исполнял свой сыновний долг перед престолом и отечеством. Исполнял, — вы догадываетесь, ваше величество, когда говорят такие слова. Я полагаю, что Александра Васильевича с нами уже нет…
Царь стал непроницаем и ходил по кабинету, опустив голову и держа в руке длинную турецкую папиросу, и ни о чем более не спрашивал. Потом положил папиросу в пепельницу, сильно прижал ее к донышку и сказал не очень громко и как бы печально, или на самом деле печально, — Сухомлинов не понял:
— Напрасно Александр Васильевич это сделал. На такой большой войне не всегда бывают победы.
Сухомлинов был потрясен: царь не особенно жаловал Самсонова вниманием и был недоволен его медлительностью в продвижении в Восточной Пруссии и вот — такие слова. Или это всего лишь — дань традиции: не говорить плохо о покойнике?
И сказал то, что оглашать не намеревался:
— Генерал Самсонов коленопреклоненно просил ваше величество верить ему, что он ни в чем не повинен и честно исполнял свой долг перед престолом и отечеством. Я получил от него письмо. Грустное и трогательное. Ему не помог Ренненкампф, в частности хан Нахичеванский со своей великолепной кавалерией, которая одна могла разгромить все тылы противника и выйти на соединение со второй армией Самсонова еще пять дней тому назад. А Александр Васильевич так верил, что первая армия идет к нему на соединение, о чем твердил Жилинский.
— А почему генерал Шейдеман стоит возле Летцена, когда ему надлежит быть в районе Бишофсбурга, в соединении с правым крылом своей армии, с Благовещенским? — спросил царь.
— Не могу знать, ваше величество. Корпус генерала Шейдемана был изъят из армии Самсонова, а возвращен ли обратно — мне неведомо.
— Возвращен. Неделю тому назад, мне ставка говорила, — опять не назвал царь имени великого князя и задумчиво заходил взад-вперед по кабинету, продолжая: — Я Александра Васильевича не осуждаю, хотя иногда и выражал неудовольствие его действиями, в частности медлительностью, как мне сообщали.