Грустная история со счастливым концом
Шрифт:
— Огромные способности!..— поддержала ее Маша Лагутина.— Просто невероятные способности!..
— Не знаю,— фыркнула Рита Гончарова,—лично я таких способностей за Горожанкиным не замечала... Правда, мы дружили с ним до каникул...— И она таким взглядом скользнула по Таниному лицу, что Таню как будто обожгло крапивой.
И Таня взорвалась.
— Не замечала?..— сказала она.— Не замечала? Чего ты не замечала?.. Что Женя Горожанкин закаляет волю?..И занимается гимнастикой йогов?.. И дольше всех стоит на голове и держится под водой?.. Этого ты не замечала?.. А как он разбирается в биологии?.. В астрономии?.. В кибернетике?..
Она выпалила все это единым духом и остановилась.
— Ну, Танька дает...— в полной тишине сказал Боря Монастырский.
И тут поднялся такой галдеж, такой шум и такой крик, что никто уже ничего не понимал. Эраст Георгиевич схватил кусок мела и стал стучать по доске, чтобы утихомирить как-нибудь девятый «Б», и он стучал, пока весь мел не искрошился. Но к тому времени он успел кое-как собраться с мыслями.
— Очень жаль,— сказал он, когда, наконец, получил возможность говорить,— очень жаль, что девятый «Б» еще не осознал, какая ответственность лежит на нем теперь. Потому что,— сказал он,— теперь весь город смотрит на школу №13, а вся школа №13 смотрит на 9 «Б». И то, что непростительно для любого класса, для 9 «Б» непростительно вдвое или даже втрое.— И это было лучшее, а пожалуй — и единственное из того, что мог он в этой ситуации сказать, остерегаясь новых, еще более запутанных и нежелательных открытий.
Девятый «Б» слушал его понуро: все сознавали, что дальнейшая жизнь не обещает никому ничего хорошего. И все поглядывали с явной неприязнью на Таню, из-за которой на девятый «Б» теперь смотрит вся школа, а на школу — весь город.
Но затем Эраст Георгиевич увел Ларионову к себе в кабинет, и девятый «Б» в полном составе, если не считать Риты Гончаровой, остался ждать ее в коридоре, и ждал довольно долго.
Дело в том, что за дверью кабинета разговор с Таней был продолжен, и кроме директора, в нем участвовала Теренция Павловна.
Вначале Таня держала себя независимо и даже дерзко.
В ответ на вопрос — что значат ее слова «я сама во всем виновата»,— она молчала, уставясь в пол и теребя ручку портфеля. Теренция Павловна настаивала. Но вдруг снаружи, из вестибюля — кабинет Эраста Георгиевича находился от него поблизости — донеслись раскаты, похожие на гром, который в театре изображают ударами по листу жести. Эраст Георгиевич выразительно взглянул на Теренцию Павловну и сказал, что согласен не придавать большого значения происшедшей истории, хотя она того и заслуживает. И он не собирается скрывать, почему на этот раз настроен так снисходительно... .
— Слава,— сказал он, обращаясь к Тане,— это прежде всего суровый долг и высокая обязанность служить неизменным примером для других. От нее, Тани Ларионовой, теперь зависит очень многое. Но для этого ей предстоит сделаться образцом во всем, что касается успеваемости и поведения...
— И внешнего облика,— подхватила Теренция Павловна.— Конечно, никто не думает упрекать нынешнюю молодежь за то, что она следит за модой... Пожалуйста!.. Но эти платья!.. Эти туфли!.. Эти прически, особенно на вечерах!.. По-моему, было бы так мило, Эраст Георгиевич, если бы Таня взяла и отпустила длинную косу!.. Все убедились бы, как
— Надо подтянуться в учебе,— продолжал Эраст Георгиевич.— Я уж не говорю о тройках, но и четверка для Тани Ларионовой — это не отметка...
— Кстати, о кино,— вспомнила Теренция Павловна.— Ведь если кто-нибудь услышит, что Таня Ларионова ходит на фильмы для взрослых, можно представить, какое воздействие это окажет на остальных учеников!..
— Наверное, тебя пригласят в другие школы,— сказал Эраст Георгиевич.— Тебя спросят, что ты читаешь, чем интересуешься, как помогаешь товарищам, что делаешь по дому, какие у тебя общественные нагрузки... Вопросы могут возникнуть совершенно неожиданные, подготовься к ним заранее, чтоб не оскандалиться самой и не подвести свою школу...
Когда Таня вышла из кабинета, у нее было такое больное лицо, такой померкший взгляд, что никто не решился ее ни о чем расспрашивать. Всем и без того было понятно, что ей предстоит нелегкая жизнь. Маша взяла ее под руку и бережно повела к выходу. В вестибюле Таня увидела Вдовицына, с молотком и пилой-ножовкой. Он руководила сооружением нового стенда и лично приколачивал фанеру и обрезал края у досок. В самом центре стенда, под золотыми буквами: «Будем такими!», Таня увидела свой портрет.
Она опустила голову еще ниже.
Никому, даже Витьке Шестопалову, не пришло на ум как нибудь сострить.
— Да, Таньке теперь не позавидуешь,— сочувственно вздохнул кто-то.
«Если бы они знали все!..» — подумала Таня.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой Таня Ларионова постигает бремя славы
И вот для Тани наступили удивительные, невероятные дни.
Слава буквально гналась за ней по пятам, не давая никакой передышки.
Где бы Таня не появлялась, к ней оборачивались десятки любопытных лиц, за ней наблюдали сотни неотвязных глаз... По крайней мере, так ей казалось.
Таня стала избегать людных улиц. По утрам она уже не бежала в школу, беспечно помахивая портфелем и радуясь попутным встречам с подругами. Она кралась окольными переулками, проходными дворами. Замешавшись в толпе, она стремилась украдкой проскользнуть через вестибюль, где с алого бархата, в ослепительных бликах, на нее пристально, в упор, смотрел ее собственный портрет...
Стоило ей заскочить в маленький продмаг по соседству с домом, как вся очередь расступалась, пропуская Таню к прилавку. Если она противилась — очередь обиженно гудела, если она покорялась — непременно отыскивался какой-нибудь чудак, не знающий Таню в лицо, и в ответ на его протесты Танины заступники наперебой объясняли ему, что это и есть та самая Таня, что если ты уж такой грамотный, то читал бы газеты, и (уже вполголоса) что Таня сирота, живет вдвоем с матерью, а мать — всего-то билетерша в кинотеатре, и часто болеет, и к этому прибавлялись еще многие подробности. После таких разъяснений виновный суетливо помогал Тане укладывать в сетку пакеты с вермишелью и сахарным песком, а сама Таня пулей вылетала из магазина, забыв о сдаче. Но Таню тут же возвращали, чтобы она сдачу взяла, а как-то даже прислали сдачу на дом: барак, где жила Таня, теперь стал известен всем.