Грязные игры
Шрифт:
– Я так понимаю... Главная цель - дезорганизовать армию. Звучит, согласен, кощунственно, однако другого предложить не могу. Надо сорвать график вывода. Так? Тогда Упрямый, будь он трижды упрямым, ничего не сможет, верно? Почему же нас нацелили на этого выродка? Ну, остановим его...
Найдется еще такой же. Если не хуже. Найдется!
И за ним будет боеспособная, обстрелянная армия.
Вот этого не могу понять.
– Горжусь, Турсун, что работаю с тобой, - сказал Седлецкий почти серьезно.
– Ты мне всегда нравился за широту мышления. А теперь напряги свои широкие мозги. Неужели ты
– Не писай желчью, Алексей Дмитриевич, - раздул ноздри Мирзоев.
– Есть что объяснить - объясняй.
– Я не объясняю, я пытаюсь думать вслух. О срыве сроков передислокации, уверяю, есть кому позаботиться. Кстати, это очень несложно сделать. Достаточно, например, отправить танки по одному адресу, а боекомплект для них - по другому. Или эшелон с личным составом потерять.
– Потерять эшелон?
– недоверчиво протянул Мирзоев.
– Это в мирное время?
– Наше время по степени бардака можно вполне отнести к военному. Берем и загоняем эшелон на запасной путь, в тупик... И держим несколько дней.
А график движения и сопроводительные команды в железнодорожном компьютере стираем. Нечаянно!
– Рано или поздно все вскроется...
– Конечно, вскроется. И виноват будет, по старой российской традиции, стрелочник. Который вытрет слезы после выговора и лишения премии и отправит найденный эшелон. Отправит. Но теперь - назад! Ну, ошибся человек после нервного срыва, вызванного предыдущим наказанием. Что ж его теперь, расстреливать? Так и стрелочников не напасешься...
– Да-а, Алексей Дмитриевич... Тебе бы криминальные романы писать.
– Я же не готовый сценарий тебе выдаю, - раздраженно сказал Седлецкий.
– Лишь общую схему, направление. Буквоед!
– И на том спасибо. И все же - что делать нам?
– Выполнять задачу - изолировать Упрямого.
Чтобы никаких надежд на его активное участие в деле ни у кого не осталось. Уверен, он еще появится на нашем горизонте. Вот тогда мы с тобой и пригодимся. Удовлетворен моими размышлениями?
– Почти. Надо было сразу сказать.
– Зараза демократии проникла в твои широкие мозги, - погрозил пальцем Седлецкий.
– Раньше ты просто говорил "Есть!". И летел на задание.
– Раньше я много чего говорил и делал, не думая, - сказал Мирзоев.
– А теперь надоело. Хочется иногда понимать смысл того, что творишь.
– Ладно, - оборвал его Седлецкий.
– Меньше думаешь - крепче спишь. Хотя, согласен, напарники могли бы найти возможность сообщить нам еще вчера об изменении ситуации.
Пока они таким образом разговаривали, дорога кончилась. Показались первые улицы Ставрополя, разбросанные по пригоркам. Вокзал даже в эти сияющие майские дни выглядел серым и пропыленным навечно. Едва выбрались на привокзальную площадь, набежал молодой человек в летнем камуфляже и похватал чемоданы Седлецкого и его телохранителя.
– Куда прикажете, господа хорошие?
Тут московские путешественники вспомнили, что они действительно господа. И поехали по-господски,
– Не боишься прогореть?
– спросил Мирзоев.
– У богатых - свои тачки.
– Да ты что!
– отмахнулся водитель.
– У нас столько приезжих с большими бабками! Нанимают аж до Сочей. А в Кисловодск гоняют, почитай, два раза на день.
– А если пришьют по дороге? Из-за машины?
– Господь с тобой, дядя! Меня все знают. Под землей найдут потом того, кто обидит Михаила Сергеевича. Это меня так зовут. Как последнего генсека. Земляк, блин! Так куда едем?
– В хорошую гостиницу, в центре, - сказал Седдецкий.
– Поближе к краевой администрации.
– Значит, в "Кавказ", - решил водитель.
– И ресторан там хороший. Только чечни много. Они тоже хотят поближе к администрации.
– Ладно, вези, где чечни поменьше.
– Значит, в "Турист". Хорошая гостиница, модерновая.
– А в "Эльбрус" нельзя?
– спросил Мирзоев.
– Или в "Ставрополь"? Все же поближе, чем "Турист"
твой модерновый.
– Бывал, значит, в наших краях, дядя?
– улыбнулся водитель.
– И не раз, - сказал Мирзоев.
– Значит, давно бывал, - сказал Михаил Сергеевич в камуфляже, выруливая на широкий проспект.
– А то бы знал, что в "Эльбрусе" и в "Ставрополе" приезжих больше не селят. Командиры там теперь живут. Целую армию, блин, в город бросили!
С одной стороны, хорошо. Чечня посмирнее будет себя вести. С другой стороны - все равно плохо.
И девчат обижают, и постреливают. Хуже чечни.
А вы кто будете? По нации? А то я болтаю...
– Мы мирные татарские ребята, - усмехнулся Мирзоев.
– Ага, мирные!
– покрутил головой водитель.
– У тебя под пиджаком дура какого калибра?
– Среднего, - вздохнул Мирзоев.
– Только дырки крупные после нее... Вези, не обидим.
Дорога пошла вверх. Слева проплыло громадное белое здание цирка. Посредине проспекта шла широкая полоса зелени. Люди под цветущими деревьями гуляли уже по-летнему, воздух пьянил, и Седлецкий, поглядывая на голые руки и плечи, тронутые загаром, ослабил узел галстука. С проспекта Маркса свернули на гладкую, в обрамлении цветущих яблонь площадь Ленина. Над клумбами торчала на постаменте знакомая с детства фигура. Обогнув площадь, выехали на широкую улицу имени все того же Ленина, вскоре затормозили у стеклянной коробки гостиницы. Михаил Сергеевич подхватил чемоданы и резво понесся вперед, кдверям гостиницы.
– Пошептаться надо, - объяснил.
– А то может мест не оказаться.
Но все устроилось наилучшим образом. Через несколько минут они уже осматривали громадный номер с видом на далекий лесной массив, затянутый дымкой колеблющегося теплого воздуха.
– Таманская лесная дача, - сказал Мирзоев.
– Точно, дядя.
– Водитель поставил чемоданы и протянул визитную карточку с золотым обрезом.
– Звоните утром пораньше, если соберетесь куда махнуть. Хоть на сутки можете меня зафрахтовать, хоть на неделю. Ну а там... Вдруг отдохнуть захочется - поможем. Город у нас гостеприимный, приезжих мы уважаем.