Грязные игры
Шрифт:
– Особенно если у них баксы, - сказал Мирзоев, вынимая бумажник.
Едва устроились, затрезвонил телефон.
– С прибытием, Алексей Дмитриевич, - сказал невидимый собеседник.
– Мне передали, что вы остановились в гостинице. Не совсем понятно почему...
– Потому, - перебил Седлецкий, - что сутки назад вы узнали об изменении ситуации и не удосужились предупредить! Либо у вас не работает связь, либо вы не умеете с ней обращаться. В любом случае мы пока воздержимся от контактов с вами до подтверждения сверху всей программы. Так что будьте любезны, свяжитесь
– Алексей Дмитриевич! Я полагал, поскольку вы в поезде... Вы же не могли повлиять...
– Повлиять не мог, - опять перебил Седлецкий.
– Зато мог подумать и просчитать новые ходы.
Сутки потерял. Сутки! Все. Жду звонка.
– Сурово ты с ними, - сказал Мирзоев.
– С другой стороны, может, так и надо.
– Только так! Еще один подобный прокол со стороны местных товарищей пошлем их на хер.
Неужели сами не управимся?
– Поглядим, - уклончиво произнес Мирзоев.
Он развалился на кровати и вроде задремал.
А Седлецкий уселся в кресло возле окна, сцепил руки за головой любимая поза в минуты размышлений. И принялся обдумывать такое простенькое событие: почему они очутились в этой гостинице и в этом номере? Ведь от подготовленной квартиры на проспекте Маркса, находящейся, кстати, неподалеку от гостиницы "Ставрополь", превращенной в общежитие офицеров Отдельной армии, Седлецкий отказался по собственной инициативе и в самый последний момент. Не могли ли подсунуть сам номер? Но в этом случае надо предположить невероятное сцепление обстоятельств и действующих лиц капитан Сарана, руководитель ставропольской сети, водитель "Тойоты", кто-то из администрации гостиницы... Еще надо учесть высочайшую скорость решения задачи - от вокзала до гостиницы пятнадцать минут езды. И все же надо соблюдать первейший закон Управления: береженого Бог бережет.
Он решил обыскать номер...
Через час, когда Седлецкий облазил все уголки, Мирзоев со смаком зевнул и спросил:
– Ну, как насчет клопов и прочих вредных насекомых? Нету? И хорошо. Я от них чешусь.
Тут опять затрезвонил телефон. Седлецкий узнал по голосу референта генерала Савостьянова:
– Нам передали о ваших осложнениях, Алексей Дмитриевич. К сожалению, генеральный директор уехал в Москву. Вместо себя оставил главного инженера. Так сказать, начальника штаба. Но вы не переживайте - главный инженер очень компетентный человек и решает все вопросы. Сам решает...
Ему генеральный директор доверяет полностью.
– И во всем?
– уточнил Седлецкий.
– Да, во всем. В общем, контракт прежний. Но подписать его придется с главным инженером. А уж на генерального директора выйдем в Москве. Ну, ни пуха ни пера. Свяжитесь с нашим краевым отделением - они откроют любой кредит.
– Работаем с прежним номером?
– спросил Мирзоев, когда Седлецкий положил трубку.
– Да. Упрямый, кажется, долго здесь не объявится. Надо выходить на его начштаба.
– Выйдем, - поднялся с кровати Мирзоев.
– Какие проблемы?! Пообедаем
11
"Сегодня, чтобы установить прослушивание у тех или иных граждан, они должны "обоснованно подозреваться в совершении не просто преступления, а тяжкого преступления". Обоснованность этих подозрений проверяется прокуратурой, санкция которой абсолютно необходима...
В России, ко всему прочему, возможность прослушивания ограничена технически. Если в Швейцарии, например, можно прослушивать порядка десяти тысяч человек, то во всей России лишь две тысячи".
С. Кухианидзе.
"Шпионаж шпионажу рознь".
"Московская правда",
1993, 23 апреля.
Двухэтажная дача, обшитая светло-коричневой, местами облупившейся вагонкой, стояла в глубине большого и довольно запущенного участка. За дачей, вдоль глухого забора, тянулись обветшавшие хозяйственные постройки, полускрытые яблоневым садом. Коричневые почки на деревьях набухли в последнем усилии: еще день или два тепла - и выклюнутся белые бутоны. Вдоль заборов с одной стороны росла густая и цепкая малина, с другой разлапистая, скрученная недавними снегопадами, смородина. Незатененное пространство перед домом покрывал рыже-зеленый ковер пошедшей в рост клубники.
Кирпичная, вгрузшая в клеклую землю дорожка шла от щелястой кривой калитки до сарая, деля участок почти пополам. К дорожке выходили заплывшие с зимы грядки с жухлыми серыми будыльями картофельной и томатной ботвы. В общем, это была самая рядовая дача, каких в Подмосковье десятки тысяч. Загородное убежище для не слишком состоятельных горожан. Пока Людмила вычесывала граблями прошлогоднюю листву и обрывала сухие клубничные усы, Акопов ковырялся в грядках. В соседних огородах, разбуженные ярким Праздничным солнцем, второй день возились люди.
Треск и запах горящего сушняка, шлепки лопат по влажным отвалам почвы, далекий стук молотка - все это еще острее давало почувствовать, что весна наконец наступила. Людмилу с Акоповым вытащила в огород сначала неволя приходилось играть в дачников. Потом они разохотились по-настоящему, вдыхая знакомые с детства запахи, ощущая радость от нехитрой крестьянской работы.
Солнце припекало, от влажной земли поднимался парок. Кусты смородины за несколько часов оделись мелкой дымчатой листвой и казались окруженными нежным светло-зеленым газом. В саду, вторя звукам работы и голосам людей, весело тенькала синица.
Вспарывая штыковой лопатой суглинок, Акопов искоса поглядывал то на свою напарницу, то на синее глубокое небо с крохотными пуховками облаков, то на молчаливый неказистый дом, надежно вросший в землю. Он не хотел впускать в душу сожаление, что все это существует в хрупком и недолговечном сцеплении, что и дом, и покой, и неспешный труд, и эта красивая женщина - лишь знаки очередного поворота судьбы, знаки движения кармы. Все пройдет, как проходят мимо верстовые столбы...
На зеленых коврах хорасанских полей Вырастают тюльпаны из крови царей, Поднимаются розы из праха красавиц И фиалки из родинок между бровей