Грязные игры
Шрифт:
Так что давайте выкинем из головы дурные мысли и начнем продуктивно работать. Первый вопрос помните?
– Помню, - ссутулился Адамян.
– Может, весь список зачитаете? Чтобы мне не повторяться.
Какой второй вопрос?
– Второй вопрос такой: кто спровоцировал наступление на Лачин во время переговоров по Карабаху? Ну, что скисли, полковник? Боюсь, от всего списка у вас случится несварение желудка.
– А мы можем задавать вопросы?
– спросил Толмачев у Савостьянова.
– На здоровье. Записывайте, товарищи, ваши вопросы. Потом Небабе передадим.
Вошел
– И это мясо?
– горестно спросил Адамян.
– И это коньяк?
– Во всяком случае, не рыба, - терпеливо объяснил Небаба.
– А насчет коньяка... Я в нем, извините великодушно, не разбираюсь. Предпочитаю водку. К тому же мы не в ресторане и не можем попросить книгу жалоб.
Адамян придвинул дары полковника Акулыпина, проглотил их мигом и вытер рот.
– Включайте свою машинку, майор.
– Она давно работает, - успокоил его Небаба.
– Сначала, - сказал полковник в диктофон, - я, Адамян Рафаэль Левонович, начальник особого отдела Отдельной армии, хочу сделать заявление для следственных органов. Делаю его добровольно, без всякого принуждения со стороны дознавателя Небабы и требую учесть как явку с повинной.
– Ну, наглец!
– восхитился Савостьянов.
Мирзоев с Седледким переглянулись и засмеялись.
Допрос продолжался почти три часа. Для службы безопасности Управления новым в показаниях Адамяна были некоторые фамилии и отдельные детали мятежа. Но именно эти мелочи наконец позволили сложить всю картину.
Цель переворота, назначенного на четвертое августа, заключалась в отстранении от руководства влиятельной части президентского окружения. Вторым этапом, после захвата власти, должна была стать изоляция самого президента. Чтобы не будоражить общественное мнение, президента оставили бы исполнять свои обязанности, лишив возможности принимать самостоятельные решения. Он даже продолжал бы выезжать за границу для встреч с лидерами западных стран, памятуя о том, что члены его семьи остаются в России на положении заложников.
В случае успеха участники мятежа надеялись блокировать всю информацию, прекратить все начатые и не допустить возможные следственные мероприятия по незаконным операциям на Кавказе и в других "горячих точках". Речь шла о торговле оружием, о квотах на вывоз сырья, о размещении на заграничных счетах крупных денежных средств.
После переворота предстояло активизировать противостояние на Северном Кавказе, вплоть до открытого вооруженного конфликта между республиками и федеральными властями. Причем эту войну можно было объяснить как вынужденную меру, направленную на преодоление последствий близорукой национальной политики прежних кремлевских постояльцев. Главная же цель войны - списать на нее растранжиренные ранее бюджетные средства, переданную незаконным формированиям военную технику и проданную по демпинговым ценам нефть. Подготовлен план уничтожения при боевых действиях нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий в республиках Северного Кавказа. Их послевоенное восстановление позволило бы иметь еще
Естественно, участники переворота понимали, что эти далеко идущие планы могли сработать лишь в неразберихе, в постоянном изменении формы управления страной, при выдвижении во власть того самого коррумпированного чиновничества, которое помогало главарям переворота грабить Россию и армию. Поэтому были готовы мероприятия по уничтожению всех прежних властных структур, включая Верховный Совет и правительство.
Короче говоря, пожар - лучшее средство не только от клопов, но и от ревизии.
Наконец Адамян выдохся. Небаба разлил остатки кофе: Адамяну - в стакан, себе - в крышку термоса.
– Ваша повесть, полковник, весьма похожа на правду... Откуда только вы так хорошо все знаете?
– Я не просто мелкая сошка, а военный координатор по Закавказью будущего правительственного совета. Генерал Ткачев, царствие ему небесное, в качестве военного министра должен был стать моим непосредственным начальником.
– Товарищ генерал-майор.
– Мирзоев тронул за локоть Савостьянова.
– Не слишком ли старательно он стучит? Ведь не врет. Во всяком случае, в том, что нам с Седлецким известно.
– А что ему остается?
– пожал плечами генерал.
– Понимает ведь, что на мятеже можно поставить крест. И тут выигрывает тот, кто быстрее сдаст остальных. Тем более Адамян уверен, что Ткачев мертв.
Словно подслушав этот разговор, Небаба сказал:
– Ценю вашу откровенность, Рафаэль Левонович. Приятно было побеседовать.
– Да ладно вам... Я потому так откровенен, если хотите знать, что не придаю особого значения своим показаниям. Собственную жизнь спасаю. И меня потом правильно поймут. Готов поспорить на что угодно, хоть на миллион, который вы с таким благородным негодованием отвергли... через неделю выйду отсюда. Ну, через месяц. Уляжется пыль - и выйду.
– Мечтать никогда не вредно, - сказал Небаба.
– Вы хоть понимаете до конца, на ко го замахнулись? Ни хрена вы не понимаете... Вы же сейчас только сверху траву дергаете. А корни - глубоко в земле. Эх, майор!.. Вашими руками одни пауки давят других. А победившим паукам мы завтра понадобимся снова. И вы будете нужны, и я! Так что, как ни крути, мы остаемся по одну сторону баррикады.
– Возможно, - угрюмо сказал Небаба.
– Только я, в отличие от вас, не куски за баррикадой сшибаю, а исполняю свой долг. И в этом заключается апологиа про вита, если хоть что-нибудь понимаете в латыни.
– Понимаю, - усмехнулся Адамян.
– Три курса юридического как-никак. Только это слабое оправдание жизни - долг. Это значит, вся жизнь проходит в долг. Вся жизнь! А рядом другие становятся кредиторами жизни. Будущее в этой стране за теми, кто уважает деньги. Скучно, майор! Устал я от вас...
– И я от вас тоже, позвольте заметить со всевозможным моим смирением, устал. Потапов, позови санитаров!
В приемной начальника Управления, небольшой унылой комнате с серыми стенами и зашторенными окнами толкался народ и приглушенно, как на похоронах, разговаривал.